
Онлайн книга «Граф Монте-Кристо»
Со своей стороны, Монте-Кристо, как всегда, только дотронулся до его руки, не пожав ее. – Ну, вот и я, дорогой граф, – сказал Альбер. – Добро пожаловать. – Я приехал только час тому назад. – Из Дьеппа? – Из Трепора. – Ах да, верно. – И мой первый визит – к вам. – Это очень мило с вашей стороны, – сказал Монте-Кристо таким же безразличным тоном, как сказал бы любую другую фразу. – Ну, скажите, что нового? – Что нового? И вы спрашиваете об этом у меня, у приезжего? – Вы меня не поняли; я хотел спросить, сделали ли вы что-нибудь для меня? – Разве вы мне что-нибудь поручали? – спросил Монте-Кристо, изображая беспокойство. – Да ну же, не притворяйтесь равнодушным, – сказал Альбер. – Говорят, что существует симпатическая связь, которая действует на расстоянии; так вот, в Трепоре я ощутил такой электрический ток; может быть, вы ничего не сделали для меня, но, во всяком случае, думали обо мне. – Это возможно, – сказал Монте-Кристо. – Я в самом деле думал о вас, но магнетический ток, коего я был проводником, действовал, признаюсь, помимо моей воли. – Разве? Расскажите, как это было. – Очень просто. У меня обедал Данглар. – Это я знаю; ведь мы с матушкой для того и уехали, чтобы избежать встречи с ним. – Но он обедал в обществе Андреа Кавальканти. – Вашего итальянского князя? – Не надо преувеличивать. Андреа называет себя всего только виконтом. – Называет себя? – Вот именно. – Так он не виконт? – Откуда мне знать? Он сам себя так называет, так его называю я, так его называют другие, – разве это не все равно, как если бы он в самом деле был виконтом? – Оригинальные мысли вы высказываете! Итак? – Что итак? – У вас обедал Данглар? – Да. – И ваш виконт Андреа Кавальканти? – Виконт Андреа Кавальканти, маркиз – его отец, госпожа Данглар, Вильфор с женой, очаровательные молодые люди – Дебрэ, Максимилиан Моррель и… кто же еще? Постойте… ах да, Шато-Рено. – Говорили обо мне? – Ни слова. – Тем хуже. – Почему? Вы ведь, кажется, сами хотели, чтобы о вас забыли, – вот ваше желание и исполнилось. – Дорогой граф, если обо мне не говорили, то, стало быть, обо мне много думали, а это приводит меня в отчаяние. – Не все ли вам равно, раз мадемуазель Данглар не была в числе тех, кто о вас там думал? Да, впрочем, она могла думать о вас у себя дома. – О, на этот счет я спокоен; а если она и думала обо мне, то в том же духе, как я о ней. – Какая трогательная симпатия! – сказал граф. – Значит, вы друг друга ненавидите? – Видите ли, – сказал Морсер, – если бы мадемуазель Данглар была способна снизойти к мучениям, которых я, впрочем, из-за нее не испытываю, и вознаградить меня за них, не считаясь с брачными условиями, о которых договорились наши семьи, то я был бы в восторге. Короче говоря, я считаю, что из мадемуазель Данглар вышла бы очаровательная любовница, но в роли жены, черт возьми… – Недурного вы мнения о своей будущей жене, – сказал, смеясь, Монте-Кристо. – Ну да, это немного грубо сказано, конечно, но зато верно. А эту мечту нельзя претворить в жизнь, и для того, чтобы достичь известной цели, необходимо, чтобы мадемуазель Данглар стала моей женой, то есть жила вместе со мной, думала рядом со мной, пела рядом со мной, занималась музыкой и писала стихи в десяти шагах от меня, и все это в течение всей моей жизни. От всего этого я прихожу в ужас. С любовницей можно расстаться, но жена, черт возьми, это другое дело, с нею вы связаны навсегда, вблизи или на расстоянии, безразлично. А быть вечно связанным с мадемуазель Данглар, даже на расстоянии, об этом и подумать страшно. – На вас не угодишь, виконт. – Да, потому что я часто мечтаю о невозможном. – О чем же это? – Найти такую жену, какую нашел мой отец. Монте-Кристо побледнел и взглянул на Альбера, играя парой великолепных пистолетов и быстро щелкая их курками. – Так ваш отец очень счастлив? – спросил он. – Вы знаете, какого я мнения о моей матери, граф: она ангел. Посмотрите на нее: она все еще прекрасна, умна, как всегда, добрее, чем когда-либо. Мы только что были в Трепоре; обычно для сына сопровождать мать – значит оказать ей снисходительную любезность или отбыть тяжелую повинность; я же провел наедине с ней четыре дня, и, скажу вам, я чувствую себя счастливее, свежее, поэтичнее, чем если бы я возил в Трепор королеву Маб или Титанию. – Такое совершенство может привести в отчаяние; слушая вас, не на шутку захочешь остаться холостяком. – В этом все дело, – продолжал Альбер. – Зная, что на свете существует безупречная женщина, я не стремлюсь жениться на мадемуазель Данглар. Замечали вы когда-нибудь, какими яркими красками наделяет наш эгоизм все, что нам принадлежит? Бриллиант, который играл в витрине у Марле или Фоссена, делается еще прекраснее, когда он становится нашим. Но если вы убедитесь, что есть другой, еще более чистой воды, а вам придется всегда носить худший, то, право, это пытка! – О, суетность! – прошептал граф. – Вот почему я запрыгаю от радости в тот день, когда мадемуазель Эжени убедится, что я всего лишь ничтожный атом и что у меня едва ли не меньше сотен тысяч франков, чем у нее миллионов. Монте-Кристо улыбнулся. – У меня уже, правда, мелькала одна мысль, – продолжал Альбер. – Франц любит все эксцентричное; я хотел заставить его влюбиться в мадемуазель Данглар. Я написал ему четыре письма, рисуя ее самыми заманчивыми красками, но Франц невозмутимо ответил: «Я, правда, человек эксцентричный, но все же не настолько, чтобы изменить своему слову». – Вот что значит самоотверженный друг: предлагает другому в жены женщину, которую сам хотел бы иметь только любовницей. Альбер улыбнулся. – Кстати, – продолжал он, – наш милый Франц возвращается; впрочем, вы его, кажется, не любите? – Я? – сказал Монте-Кристо. – Помилуйте, дорогой виконт, с чего вы взяли, что я его не люблю? Я всех люблю. – В том числе и меня… Благодарю вас. – Не будем смешивать понятий, – сказал Монте-Кристо. – Всех я люблю так, как господь велит нам любить своих ближних, – христианской любовью; но ненавижу я от всей души только некоторых. Однако вернемся к Францу д’Эпине. Так вы говорите, он скоро приедет? – Да, его вызвал Вильфор. Похоже, что Вильфору так же не терпится выдать замуж мадемуазель Валентину, как Данглару мадемуазель Эжени. Очевидно, иметь взрослую дочь – дело нелегкое; отца от этого лихорадит, и его пульс делает девяносто ударов в минуту до тех пор, покуда он от нее не избавится. |