Онлайн книга «Граф Монте-Кристо»
|
– Вашему сиятельству угодно осмотреть собор Святого Петра? – осведомился чичероне. – Для чего? – спросил барон. – Да чтобы посмотреть. – Я приехал в Рим не для того, чтобы смотреть, – отвечал Данглар; затем прибавил про себя, со своей алчной улыбкой: «Я приехал получить». И он ощупал свой бумажник, в который он только что положил аккредитив. – В таком случае ваше сиятельство направляется?.. – В гостиницу. – В отель Пастрини, – сказал кучеру чичероне. И карета понеслась с быстротой собственного выезда. Десять минут спустя барон уже был у себя в номере, а Пеппино уселся на скамью у входа в гостиницу, предварительно шепнув несколько слов одному из упомянутых нами потомков Мария и Гракхов; потомок стремглав понесся по дороге в Капитолий. Данглар был утомлен, доволен и хотел спать. Он лег в постель, засунув бумажник под подушку, и уснул. Пеппино спешить было некуда; он сыграл с носильщиками в «морра», проиграл три скудо и, чтобы утешиться, выпил бутыль орвиетского вина. На другое утро Данглар проснулся поздно, хоть накануне и лег рано; уже шесть ночей он спал очень плохо, если даже ему и удавалось заснуть. Он плотно позавтракал и, равнодушный, как он и сам сказал, к красотам Вечного города, потребовал, чтобы ему в полдень подали почтовых лошадей. Но Данглар не принял в расчет придирчивости полицейских и лени станционного смотрителя. Лошадей подали только в два часа пополудни, а чичероне доставил визированный паспорт только в три. Все эти сборы привлекли к дверям маэстро Пастрини изрядное количество зевак. Не было также недостатка и в потомках Мария и Гракхов. Барон победоносно проследовал сквозь толпу зрителей, величавших его «сиятельством» в надежде получить на чай. Ввиду того что Данглар, человек, как известно, весьма демократических взглядов, всегда до сих пор довольствовался титулом барона и никогда еще не слышал, чтобы его называли сиятельством, был этим очень польщен и роздал десяток серебряных монет всему этому сброду, готовому за второй десяток величать его «высочеством». – По какой дороге мы поедем? – спросил по-итальянски кучер. – На Анкону, – ответил барон. Пастрини перевел и вопрос, и ответ, и лошади помчались галопом. Данглар намеревался заехать в Венецию и взять там часть своих денег, затем проехать из Венеции в Вену и там получить остальное. Он хотел обосноваться в этом городе, который ему хвалили как город веселья. Не успел он проехать и трех лье по римской равнине, как начало смеркаться; Данглар не предполагал, что он выедет в такой поздний час, иначе бы он остался; он осведомился у кучера, далеко ли до ближайшего города. – Non capisco! [66] – ответил кучер. Данглар кивнул головой, что должно было означать: отлично! И карета покатила дальше. «На первой станции я остановлюсь», – сказал себе Данглар. Данглара еще не покинуло вчерашнее хорошее расположение духа, к тому же он отлично выспался. Он развалился на мягких подушках превосходной, с двойными рессорами английской кареты; его мчала пара добрых коней; он знал, что до ближайшей станции семь лье. Чем занять свои мысли банкиру, который только что весьма удачно обанкротился? Минут десять Данглар размышлял об оставшейся в Париже жене, еще минут десять о дочери, странствующей по свету в обществе мадемуазель д’Армильи; затем он посвятил десять минут своим кредиторам и планам, как лучше употребить их деньги; наконец, за отсутствием каких-либо других мыслей, закрыл глаза и уснул. Впрочем, иногда, разбуженный особенно сильным толчком, Данглар на минуту открывал глаза; каждый раз он убеждался, что мчится все с той же быстротой по римской равнине, усеянной развалинами акведуков, которые кажутся гранитными великанами, окаменевшими на бегу. Но ночь была холодная, темная, дождливая, и было гораздо приятнее дремать в углу кареты, чем высовывать голову в окно и спрашивать, скоро ли они приедут, у кучера, который только и умел отвечать, что: «Non capisco!» И Данглар снова засыпал, говоря себе, что он всегда успеет проснуться, когда доедет до почтовой станции. Карета остановилась; Данглар решил, что он наконец достиг желанной цели. Он открыл глаза и посмотрел в оконное стекло, предполагая, что приехал в какой-нибудь город или по меньшей мере деревню; но он увидел только одинокую хибарку и трех-четырех человек, бродивших около нее, как тени. Данглар ожидал, что доставивший его на эту станцию кучер подойдет и спросит следуемую ему плату; он думал воспользоваться сменой кучеров, чтобы расспросить нового; но лошадей перепрягли, а за платой никто не явился. Очень удивленный, Данглар открыл дверцу; но чья-то сильная рука тут же ее захлопнула, карета покатила дальше. Ошеломленный, банкир окончательно проснулся. – Эй! – крикнул он кучеру. – Эй! Mio caro! [67] Эти слова Данглар помнил с тех времен, когда его дочь распевала дуэты с князем Кавальканти. Но mio caro ничего не ответил. Тогда Данглар опустил окно. – Эй, приятель! Куда это мы едем? – сказал он, высовываясь. – Dentro la testa! – крикнул строгий и властный голос. Данглар понял, что Dentro la testa означает: убери голову. Как мы видим, он делал быстрые успехи в итальянском языке. Он повиновался, хоть и не без некоторого беспокойства; это беспокойство возрастало с минуты на минуту, и в скором времени в его мозгу вместо той пустоты, которую мы отметили в начале его путешествия и следствием которой явилась его дремота, зашевелилось множество мыслей, как нельзя более способных обострить внимание путника, а тем более путника в положении Данглара. В окружающем мраке глаза его приобрели ту зоркость, которая обычно сопровождает первые минуты сильных душевных волнений и которая от напряжения впоследствии притупляется. Раньше чем испугаться, человек видит ясно; от испуга у него в глазах двоится, а после испуга мутится. Данглар увидел, что у правой дверцы скачет человек, закутанный в плащ. «Должно быть, жандарм, – сказал он себе. – Неужели французская полиция сообщила обо мне по телеграфу папским властям?» Он решил положить конец неизвестности. – Куда вы меня везете? – спросил он. – Dentro la testa! – угрожающе повторил тот же голос. Данглар обернулся к левому окну. |