Книга Графиня де Монсоро, страница 223 – Александр Дюма

– Это тот, который хотел проповедовать Лигу с аркебузой на плече?

– Тот самый. Ну и вот, короля отведут в его келью. Наш монах обещал, что, как только король окажется там, он заставит его подписать отречение. После того как король отречется, войдет госпожа де Монпансье с ножницами в руках. Ножницы уже куплены, и госпожа де Монпансье носит их на поясе. Это прелестные ножницы из чистого золота, с восхитительной резьбой: кесарю – кесарево.

Франсуа молчал. Зрачки его лживых глаз расширились, как у кошки, которая подстерегает в темноте свою добычу.

– Дальнейшее вам понятно, монсеньор, – продолжал граф. – Народу объявят, что король, испытав святое раскаяние в своих заблуждениях, дал обет навсегда остаться в монастыре. На случай, если кто-нибудь усомнится в том, что король действительно дал такой обет, у герцога де Гиза есть армия, у господина кардинала – церковь, а у господина Майеннского – буржуазия; располагая этими тремя силами, можно заставить народ поверить почти во все, что угодно.

– Но меня обвинят в насилии, – сказал герцог после недолгого молчания.

– Вам незачем там находиться.

– Меня будут считать узурпатором.

– Монсеньор забывает про отречение.

– Король не согласится подписать его.

– Кажется, брат Горанфло не только весьма красноречив, но еще и очень силен.

– Значит, план готов.

– Окончательно.

– И они не опасаются, что я их выдам?

– Нет, монсеньор, потому что у них есть другой, не менее верный план – против вас, на случай вашей измены.

– А! – произнес принц.

– Да, монсеньор, но я с ним незнаком. Им слишком хорошо известно, что я ваш друг, и они мне не доверяют. Я знаю только о существовании плана, и это – всё.

– В таком случае я сдаюсь, граф. Что надо делать?

– Одобрить.

– Что ж, я одобряю.

– Да. Но недостаточно одобрить на словах.

– Как же еще могу я дать свое одобрение?

– В письменном виде.

– Безумие думать, что я соглашусь на это.

– Почему же?

– А если заговор не удастся?

– Как раз на тот случай, если он не удастся, и просят у монсеньора подпись.

– Значит, они хотят укрыться за моим именем?

– Разумеется.

– Тогда я наотрез отказываюсь.

– Вы уже не можете.

– Я уже не могу отказаться?

– Нет.

– Вы что, с ума сошли?

– Отказаться – значит изменить.

– Почему?

– Потому что я с удовольствием бы смолчал, но ваше высочество сами приказали мне говорить.

– Ну что ж, пусть господа де Гизы рассматривают это как им вздумается, по крайней мере я сам выберу между двух зол.

– Монсеньор, смотрите, не ошибитесь в выборе.

– Я рискну, – сказал Франсуа, немного взволнованный, но пытающийся тем не менее держаться твердо.

– Не советую, монсеньор, – сказал граф, – в ваших же интересах.

– Но, подписываясь, я себя компрометирую.

– Отказываясь подписаться, вы делаете гораздо хуже: вы себя убиваете.

Франсуа содрогнулся.

– И они осмелятся? – сказал он.

– Они осмелятся на все, монсеньор. Заговорщики слишком далеко зашли. Им надо добиться успеха любой ценой.

Вполне понятно, что герцог заколебался.

– Я подпишу, – сказал он.

– Когда?

– Завтра.

– Нет, монсеньор, подписать надо не завтра, а немедленно, если уж вы решились подписать.

– Но ведь господа де Гизы должны еще составить обязательство, которое я беру по отношению к ним.

– Обязательство уже составлено, монсеньор, оно со мной.

Монсоро вынул из кармана бумагу: это было полное и безоговорочное одобрение известного нам плана. Герцог прочел его все, от первой до последней строчки, и граф видел, что по мере того, как он читал, лицо его покрывалось бледностью. Когда Франсуа кончил, ноги отказались держать его, и он сел, вернее, упал в кресло перед столом.

– Возьмите, монсеньор, – сказал граф, подавая ему перо.

– Значит, мне надо подписать? – спросил принц, подперев лоб рукой – у него кружилась голова.

– Надо, если вы хотите; никто вас к этому не вынуждает.

– Нет, вынуждают, раз вы угрожаете мне убийством.

– Я вам не угрожаю, монсеньор, боже упаси, я вас предупреждаю, это большая разница.

– Давайте, – сказал герцог.

И, словно сделав над собой усилие, он взял или, скорее, выхватил перо из рук графа и подписал.

Монсоро следил за ним взором, горящим ненавистью и надеждой. Когда он увидел, что перо прикоснулось к бумаге, он вынужден был опереться о стол; зрачки его, казалось, расширялись все больше и больше по мере того, как рука герцога выводила буквы подписи.

– Уф! – вздохнул Монсоро, когда герцог кончил.

И, схватив бумагу таким же резким движением, каким герцог схватил перо, он сложил ее и спрятал между рубашкой и куском шелковой ткани, заменявшим в то время жилет, застегнул камзол и поверх него запахнул плащ.

Герцог с удивлением следил за ним, не в силах понять выражение этого бледного лица, по которому молнией промелькнула свирепая радость.

– А теперь, монсеньор, – сказал Монсоро, – будьте осторожны.

– То есть? – спросил герцог.

– Не ходите по улицам в ночное время вместе с Орильи, как вы делали только что.

– Что это значит?

– Это значит, монсеньор, что сегодня ночью вы отправились добиваться любви женщины, которую ее муж боготворит и ревнует так, что способен… да, клянусь честью, способен убить всякого, кто приблизится к ней без его разрешения.

– Не о себе ли, часом, и не о своей ли жене вы говорите?

– Да, монсеньор. Раз уж вы угадали с первого раза столь точно, я даже не попытаюсь отрицать. Я женился на Диане де Меридор, она принадлежит мне, и никому другому, даже самому принцу, принадлежать не будет, во всяком случае, пока я жив. И дабы вы твердо это знали, монсеньор, глядите; я клянусь в этом моим именем на своем кинжале.

И он почти коснулся клинком груди принца, который попятился назад.