Онлайн книга «Графиня де Монсоро»
|
– Ты думаешь, бог дарует мне прощение? – О, за вас, государь, я не поручусь, я говорю только за себя, за вашего смиренного слугу. Чума меня возьми! Вы, вы греховодничали по-королевски, ну а я грешил, как жалкий любитель, как частное лицо. Надеюсь, в Судный день у господа в руках будут разные весы и разные гири на них. Король глубоко вздохнул и забормотал «Confiteor», [17] ударяя себя в грудь при словах «mea culpa». [18] – Сен-Люк, – спросил он, – скажи наконец, не хочешь ли ты провести ночь в моей опочивальне? – Это зависит от того, – ответил Сен-Люк, – чем мы будем заниматься в опочивальне вашего величества. – Мы зажжем все свечи, я лягу, а ты почитаешь молитвы святым. – Благодарствую, государь. – Ты отказываешься? – Такое времяпрепровождение меня не соблазняет. – Ты меня покидаешь в беде, Сен-Люк, ты меня покидаешь! – Нет. Я вас не покидаю. Отнюдь! – Неужели? – Коли вам так угодно. – Конечно, мне угодно. – Но при одном условии sine qua non. [19] – Каком? – Пусть ваше величество повелит накрыть столы, созвать придворных, и, ей-богу, мы славно потанцуем. – Сен-Люк! Сен-Люк! – вскричал король, охваченный ужасом. – В чем дело? – сказал Сен-Люк. – Я хочу подурачиться сегодня вечером, лично я. А у вас, государь, нет желания выпить и поплясать? Но Генрих не отвечал. Его дух, порой столь жизнерадостный и бодрый, все больше и больше омрачался; казалось, он борется с какой-то тяготившей его тайной мыслью, так птица, к лапке которой привязан кусок свинца, не может взлететь и тщетно хлопает крыльями. – Сен-Люк, – наконец произнес король замогильным голосом, – видишь ли ты сны? – Да, государь, и очень часто. – Ты веришь в сны? – Из благоразумия. – Как так? – Очень просто. Сны успокаивают, утешают в житейских горестях. К примеру сказать, прошлой ночью мне снился превосходный сон. – А именно, расскажи… – Мне снилось, что моя жена… – Ты все еще думаешь о своей жене, Сен-Люк? – Более чем когда-либо. – Ах! – сокрушенно произнес король и возвел глаза к потолку. – Мне снилось, – продолжал Сен-Люк, – что моя жена, сохранив свое прекрасное лицо, ибо, государь, жена у меня красавица… – Увы, да, – сказал король. – Ева тоже была красавицей, нечестивый грешник, а Ева погубила нас всех. – Ах, вот почему вы настроены против моей жены. Но вернемся к моему сну, государь. – Я тоже, – сказал король, – и я видел сон… – Итак, моя жена, сохранив свое прекрасное лицо, обрела крылья и тело птицы, и вот она, пренебрегая всеми решетками и запорами, перелетает через стены Лувра и с нежным, коротким криком прижимается головкой к стеклам моего окна, и я понимаю, что этим криком она хочет сказать: «Открой мне, Сен-Люк, раствори окно, мой дорогой муженек!» – И ты открыл? – спросил король, находившийся на грани полного отчаяния. – А как же иначе? – воскликнул Сен-Люк. – Я со всех ног бросился открывать. – Суетный ты человек. – Суетный, если вам так угодно, государь. – Но тут, надеюсь, ты проснулся. – Напротив, государь, я всячески старался не просыпаться. Уж до того хорош был сон. – Значит, ты продолжал его видеть? – Сколько мог, государь. – И нынешней ночью, ты рассчитываешь… – Конечно, рассчитываю на продолжение, и, не извольте гневаться, ваше величество, поэтому-то я и не могу принять ваше милостивое приглашение заняться чтением молитв. Если уж бодрствовать, государь, то я бы хотел по крайней мере получить взамен упущенного сновидения нечто равноценное. И как я уже говорил, если бы ваше величество соблаговолило приказать, чтобы накрыли столы и послали за музыкантами… – Довольно, Сен-Люк, довольно! – сказал король, поднимаясь с места. – Ты губишь себя, ты и меня погубишь, задержись я здесь у тебя еще немножко. Прощай, Сен-Люк, уповаю, что небо, вместо того бесовского сна-искусителя, ниспошлет тебе сон во спасение, такой сон, который побудил бы тебя завтра покаяться вместе с нами, и тогда мы и спасемся все вместе. – Сомневаюсь, государь, более того, уверен, что общего спасения у нас не получится, и посему осмелюсь посоветовать вашему величеству нынче же вечером вышвырнуть за двери Лувра этого отпетого вольнодумца Сен-Люка, который решительно собирается умереть нераскаянным. – Нет, – сказал Генрих, – нет, уповаю, что нынче ночью благодать господня осенит и тебя, подобно тому, как она снизошла на меня, грешного. Доброй ночи, Сен-Люк, я буду молиться за тебя. – Доброй ночи, государь, а я за вас увижу сон. И Сен-Люк затянул первый куплет более чем легкомысленной песенки, которую Генрих любил напевать, когда бывал в хорошем настроении духа; знакомый мотив заставил короля ускорить отступление, он захлопнул за собой дверь комнаты Сен-Люка и вернулся к себе, бормоча: – Господи, владыко живота моего, ваш гнев справедлив и законен, ибо мир с каждым днем делается все хуже и хуже. Глава VIII
О том, как король боялся страха, который он испытал, и как шико боялся испытать страх
Выйдя от Сен-Люка, король увидел, что его приказ уже выполнен и весь двор собрался в главной галерее. Тогда он осыпал своих друзей кое-какими милостями: сослал в провинцию д’О, д’Эпернона и Шомберга, пригрозил отдать под суд Можирона и Келюса, если они еще раз посмеют напасть на Бюсси, Бюсси пожаловал свою руку для поцелуя, а своего брата Франсуа обнял и долго прижимал к сердцу. К королеве он был чрезвычайно внимателен, наговорил ей тьму любезностей, и придворные даже подумали, что за наследником французского престола теперь дело не станет. Однако обычный час отхода ко сну приближался, и нетрудно было заметить, что король, елико возможно, оттягивает свой вечерний туалет. Наконец часы в Лувре пробили десять. Генрих медленно обвел глазами придворных; казалось, он раздумывал, кому бы поручить то занятие, от которого уклонился Сен-Люк. |