Книга Джузеппе Бальзамо. Том 1, страница 101 – Александр Дюма

– Что вы, ваше высочество! – возразила графиня. – Вам следовало бы ее поздравить: из двух зол она выбрала меньшее.

Герцогиня осеклась на полуслове, заметив обращенный на нее взгляд короля.

– А о ком вы говорили, герцогиня? – возобновил разговор маршал, притворяясь, что никак не может догадаться, кто эта дама, о которой шел разговор.

– Ну.., имя мне не называли.

– Как жаль! – сказал маршал – Однако я догадалась, догадайтесь и вы.

– Если бы все присутствующие дамы были смелыми и верными принципам чести старинного французского дворянства, – с горечью сказала де Гемене, – они отправились бы с визитом к провинциалке, которой пришла в голову столь блестящая идея – сломать себе ногу.

– Ах, Боже мой! Конечно, это прекрасная мысль, – сказал герцог де Ришелье, – но нужно знать, как зовут эту прелестную даму, которая избавила нас от такой великой опасности. Ведь нам больше ничего не угрожает, не правда ли, дорогая графиня?

– Опасность миновала, ручаюсь вам: дама в постели с перевязанной ногой и не может сделать ни шага.

– А что если эта особа найдет себе другую поручительницу? – спросила де Гемене. – Она ведь очень предприимчива.

– Не беспокойтесь, поручительницу отыскать не так-то просто.

– Еще бы, черт ее подери! – сказал маршал, грызя одну из тех чудесных конфеток, которым, как поговаривали, он был обязан своей вечной молодостью.

Король взмахнул рукой. Все замолчали.

Голос короля, внятный и столь знакомый каждому, прозвучал в салоне:

– Прощайте, дамы и господа!

Все поднялись с мест, и в галерее началось оживление. Король сделал несколько шагов к двери, затем, повернувшись в ту минуту, когда выходил из зала, произнес:

– Кстати, завтра в Версале состоится представление ко двору.

Его слова прозвучали среди присутствующих как удар грома.

Король обвел взглядом группу дам – они побледнели и переглянулись.

Король вышел, не прибавив ни слова.

Но как только он удалился в сопровождении свиты и многочисленных придворных, состоявших у него на службе, среди принцесс и прочих присутствующих, оставшихся в зале после его ухода, поднялась буря.

– Представление ко двору! – помертвев, пролепетала герцогиня де Граммон. – Что хотел сказать его величество?

– Герцогиня, – спросил маршал с такой ядовитой улыбкой, которую не могли простить ему даже лучшие друзья, – это, случайно, не то представление, о котором вы говорили?

Дамы кусали губы от досады.

– Нет! Это невозможно! – глухим голосом проговорила герцогиня де Граммон.

– А вы знаете, герцогиня, сейчас так хорошо лечат переломы!

Господин де Шуазель приблизился к своей сестре и сжал ей руку предупреждающим жестом, но герцогиня была слишком задета, чтобы обращать внимание на предупреждения.

– Это оскорбительно! – вскричала она.

– Да, это оскорбление! – повторила за ней де Гемене.

Господин де Шуазель, убедившись в своем бессилии, отошел.

– Ваши высочества! – продолжала герцогиня, обращаясь к трем дочерям короля. – Мы можем надеяться только на вас. Вы, первые дамы королевства, неужели вы потерпите, чтобы всем нам было навязано – в единственном неприступном убежище благопристойных дам – такое общество, которое унизило бы даже наших горничных? Принцессы, не отвечая, грустно опустили головы.

– Ваши высочества! Ради Бога! – повторила герцогиня.

– Король – повелитель, только он может принимать решения, – сказала, вздохнув, принцесса Аделаида.

– Хорошо сказано, – поддержал ее герцог Ришелье.

– Но тогда будет скомпрометирован весь французский двор! – вскричала герцогиня. – Ах, господа, как мало вы заботитесь о чести ваших фамилий!

– Сударыни! – сказал г-н де Шуазель, пытаясь обратить все в шутку. – Раз все это становится похожим на заговор, вы ничего не будете иметь против, если я удалюсь? И, уходя, уведу с собой господина Сартина.

– Вы с нами, герцог? – продолжал г-н де Шуазель, обращаясь к Ришелье.

– Пожалуй, нет, – ответил маршал. – Я остаюсь: я обожаю заговоры.

Господин де Шуазель скрылся, уводя г-на де Сартина, Те немногие мужчины, которые еще оставались в зале, последовали их примеру.

Вокруг принцесс остались лишь герцогиня де Граммон де Гемене, герцогиня Айенская, г-жа де Мирпуа, г-жа ж Поластрон и еще десять дам, с особым жаром участвовавших в споре, вызванном пресловутым представлением ко двору.

Герцог де Ришелье был среди присутствовавших единственным мужчиной.

Дамы смотрели на него с беспокойством, как если бы он был троянцем в стане греков.

– Я представляю свою дочь, графиню д'Эгмон, – сказал он им. – Не обращайте на меня внимания.

– Сударыни! – сказала герцогиня де Граммон. – Есть способ выразить протест против бесчестья, которому нас хотят подвергнуть, и я воспользуюсь этим способом.

– Что же это за способ? – спросили в один голос все дамы.

– Нам сказали, – продолжала герцогиня де Граммон, – что король – властелин.

– А я ответил на это: хорошо сказано, – подтвердил герцог.

– Король – повелитель в своем доме, это правда. Но зато у себя дома властвуем мы сами. А кто может помешать мне сказать сегодня кучеру: «В Шантеру», вместо того чтобы приказать ему: «В Версаль»?

– Все это так, – сказал герцог де Ришелье, – но чего вы добьетесь своим протестом?

– Кое-кого это заставит задуматься, – вскричала г-жа де Гемене, – если вашему примеру, герцогиня, последуют многие!

– А почему бы нам всем не последовать примеру герцогини? – спросила г-жа де Мирпуа.

– Ваши высочества! – сказала герцогиня, вновь обращаясь к дочерям короля. – Вы, дочери Франции, должны показать пример двору!

– А король не рассердится на нас? – спросила принцесса Софья.

– Разумеется, нет! Как вашим высочествам может это прийти в голову! Король, наделенный тонкими чувствами, неизменным тактом, будет, напротив, признателен вам. Верьте мне – он никого не неволит.

– Даже напротив, – подхватил герцог Ришелье, намекая во второй или третий раз на вторжение, которое, как поговаривали, совершила герцогиня де Граммон в спальню короля, – это его неволят, его пытаются взять силою.

При этих словах в рядах дам произошло движение, которое походило на то, что происходит в роте гренадеров, когда разрывается бомба.

Наконец все пришли в себя.

– Правда, король ничего не сказал, когда мы закрыли для графини свою дверь, – сказала принцесса Виктория, осмелевшая и разгоряченная кипением страстей в собрании, – но может статься, что по столь торжественному поводу…