Книга Джузеппе Бальзамо. Том 1, страница 144 – Александр Дюма

Дверь по-прежнему оставалась заперта.

– Идите сюда, я приказываю! – повторил граф. В замке заскрежетал ключ; принцесса с невыразимым ужасом смотрела, как молодая женщина выходит из кабинета, не спуская глаз с графа и не выражая ни гнева, ни ненависти.

– Что вы делаете, дитя мое, что вы делаете? – вскричала принцесса Луиза. – Зачем вы вышли к тому, кого избегаете? Здесь вы были в безопасности, я же вам говорила!..

– В моем доме ей тоже ничто не угрожает, ваше высочество, – заметил граф.

Потрясенная принцесса всплеснула руками и упала в кресло.

– Лоренца! Меня обвиняют в том, что я совершил по от ношению к вам насилие, – проговорил граф нежным голосом, в котором, однако, звучали повелительные нотки, – скажите, принуждал ли я вас к чему бы то ни было?

– Никогда, – отвечала молодая женщина ясно и недвусмысленно, однако словно находясь в оцепенении.

– Что же в таком случае означает вся эта история с похищением, которую вы мне только что рассказывали? – вскричала принцесса Луиза.

Лоренца молчала. Она смотрела на графа так, будто ее жизнь и каждое слово, являвшееся выражением этой жизни, зависели от него.

– Ее высочество желает, вероятно, знать, каким образом вы вышли из монастыря, Лоренца. Расскажите обо всем, что произошло с той минуты, как вы потеряли сознание в церкви, и до того момента, как очнулись в почтовой карете.

Лоренца молчала.

– Расскажите во всех подробностях, – продолжал граф, – я приказываю. Лоренца вздрогнула.

– Я ничего не помню, – пролепетала она.

– Напрягите память, и вы все вспомните.

– А-а.., да, да, я в самом деле припоминаю, – проговорила Лоренца без всякого выражения.

– Рассказывайте!

– Я потеряла сознание в ту минуту, как моих волос коснулись ножницы; меня унесли в келью и уложили в постель. Мать просидела возле меня до самого вечера. Я не приходила в сознание, было решено послать за сельским доктором. Он пощупал пульс, подержал у моих губ зеркало и, убедившись, что в моих жилах не стучит кровь и я бездыханна, объявил, что я мертва.

– Откуда вам все это известно? – спросила принцесса.

– Ее высочество желает знать, откуда вы это узнали, – повторил граф.

– Это и странно! – проговорила Лоренца. – Я все видела и слышала. Просто я не могла ни открыть глаза, ни заговорить, ни пошевелиться; я словно впала в летаргический сон.

– Троншен мне рассказывал о людях, засыпающих летаргическим сном, – заметила принцесса, – их хоронят заживо.

– Продолжайте, Лоренца.

– Мать была в отчаянии и не могла поверить в мою смерть. Она объявила, что хочет провести около меня еще одну ночь и следующий день.

Как она сказала, так и сделала. Однако истекли и эти тридцать шесть часов, а я не пошевелилась, не вздохнула.

Трижды приходил священник, пытаясь убедить мою мать в том, что, задерживая мое тело на земле, она восстает против воли Божьей – ведь моя душа уже отлетела на небо. Он не сомневался, что душа моя – у Бога, потому что я умерла в ту самую минуту, как произносила слова, скреплявшие мой вечный союз с Господом.

Мать сумела настоять на том, чтобы ей позволили провести возле меня ночь с понедельника на вторник.

Но я и во вторник оставалась в том же бесчувственном состоянии.

Признав себя побежденной, моя мать отступила. Монахини возмущались таким кощунством. В часовне, где меня по обычаю должны были оставить на сутки, зажглись свечи.

Как только мать покинула келью, явились монахини, которые должны были меня одевать. Так как я не успела произнести обет, меня решено было одеть в белое; на голову мне возложили венок из белых роз, сложили мне на груди руки и крикнули:

– Гроб!

В келью внесли гроб. Меня охватила дрожь: повторяю, сквозь опущенные веки я видела все происходившее так, словно глаза мои были широко раскрыты.

Меня подняли и опустили в гроб.

Потом гроб отнесли в часовню с накрытым лицом по обычаю нашей страны и поставили его в клире. Вокруг меня зажгли свечи и поставили в ногах кропильницу.

Весь день крестьяне Субиако приходили в часовню, молились за меня и кропили меня святой водой.

Настал вечер. Посещения прекратились. Все двери часовни были заперты изнутри, кроме небольшой боковой двери. Подле меня осталась только сестра-сиделка.

Мне не давала покоя ужасная мысль: на следующий день должны были состояться похороны; я понимала, что буду заживо погребена, если только какая-нибудь неведомая сила не придет мне на помощь.

Я считала минуты, я слышала, как часы пробили девять, десять, потом одиннадцать.

Каждый удар эхом отдавался в моем сердце: до меня словно доносился звон колоколов на моих собственных похоронах! Это было ужасно! Ужасно!

Одному Богу известно, как я пыталась стряхнуть этот леденящий сон, разорвать оковы, удерживавшие меня в гробу. Должно быть, Господь увидал мои муки и сжалился надо мной.

Часы пробили полночь.

Мне показалось, что с первым ударом часов все мое тело содрогнулось: я почувствовала приближение Ашаратл. Сердце мое забилось; я увидала его на пороге часовни.

– Разве вы испугались? – спросил граф Феникс.

– Нет, нет! Я испытывала счастье, радость, сильное возбуждение! Я поняла, что он пришел, чтобы вырвать меня из лап смерти, так меня страшившей! Он неторопливо подошел к гробу, некоторое время рассматривал меня с грустной улыбкой, потом приказал:

– Встань и иди!

Оковы, удерживавшие мое тело, спали; повинуясь его властному голосу, я поднялась и спустила ногу из гроба.

– Ты счастлива, что жива? – спросил он меня.

– Да!

– Тогда следуй за мной!

Для сиделки были не в диковинку обязанности, которые она должна была исполнять у гроба: она уже стольких сестер проводила в последний путь! Она спала, сидя на стуле. Я прошла мимо нее незамеченной и последовала за тем, кто уже дважды спас меня от смерти.

Мы вышли во двор. Я вновь увидела звездное небо, на что уж и не надеялась. Я вдыхала свежий воздух, которым не дано наслаждаться мертвецам, но который так радует живых!

– Теперь, прежде чем покинуть монастырь, вы должны сделать выбор между Богом и мною. Хотите ли вы стать монахиней? Или желаете последовать за мной?

– Я готова следовать за вами.

– Что ж, идемте! – проговорил он.

Мы подошли к воротам. Дверь оказалась заперта.

– Где ключи? – спросил он.

– В кармане у привратницы.

– А где ее платье?

– На стуле возле постели.