Книга Мой личный враг, страница 60 – Татьяна Устинова

— Интересно! — весело сказала Вика. — Похоже, я тебя недооценила. Все думала — и что это Михайлов Василий Андреевич в ней нашел? А оказывается, не только титьки, но и характер имеется.

— Ты хочешь сказать, не только характер, но и титьки? — уточнила Лада, рассматривая Вику. Бесшабашная храбрость кипела и бурлила в ней, переполнявшая ее ярость требовала немедленного выхода, но она взяла себя в руки. — Так что все о'кей, — сказала Лада. — Из твоей программы я, конечно, уйду, но ты-то с кем останешься? С Катей Бергер, которая в материале про британский королевский дом написала «прынц»? У тебя ведь даже титек нету, один папашка героический. Но они все только до поры до времени героические, правда?

— Ах ты, дрянь, — начала Вика — с ней давно, можно сказать, никогда так не разговаривали. — Мерзкая, паршивая, глупая…

В дверь робко постучали.

— Да! — гаркнула Вика, как император Николай Палыч на плацу перед Преображенским полком. Лада даже вздрогнула.

— Простите, — пробормотала только что помянутая Катя. — Там Ильину к телефону…

Зная, что Вика не выставит ее, она осторожно вдвинулась поглубже. Остренькие глазки перебегали с одной дамы на другую — ей до смерти хотелось выяснить, что происходит между ними.

— Это Потапова звонит, — пояснила верная Катя и сделала постное лицо, как будто проговорилась случайно.

— Пардон, — сказала Лада, величественно и неторопливо поднимаясь. — Я только отвечу на звонок.

Но Вика еще не уничтожила свою собеседницу и потому не могла позволить, чтобы Лада Ильина закрыла за собой дверь.

— Говори отсюда! — приказала она. — Я разрешаю. А ты уйди! — заорала она на Катю. Слегка перетрусив. Лада взяла трубку.

— Алло!

Трубка разразилась целой какофонией звуков. В ней кто-то что-то кричал — явно не одна Александра, — кто-то плакал, и Лада долго не могла ничего понять.

— Да что случилось-то? — крикнула она наконец под пристальным Викиным взглядом.

Выслушав ответ, Лада Ильина швырнула трубку на аппарат и резко повернулась. Кресло упало, колесико отвалилось от пластмассовой ноги и покатилось по ковру. Лада в нетерпении ногой распахнула дверь в коридор и помчалась в комнату «Новостей», сметая все на своем пути.

— Ты что?! — грозно крикнула ей вслед Вика. — Вернись!!

Но Лада даже не оглянулась.

Зато оглянулись сотрудники, толпившиеся в коридоре. Оглянулись и замерли, не веря своим глазам, восхищаясь тем, что можно не услышать приказания начальницы.

— Что случилось? — растерянно спросил Вася Куренной, выбежавший из своей каморки на шум, который производила Лада в комнате «Новостей».

— Михаландреич! — не отвечая, заорала Лада так, что ее слышал весь коридор. Роняя чужие вещи, она искала на вешалке свое пальто. — Махаландреич!!

В дверях столпились любопытные.

— Ты что? — спросила Лена Зайцева, но Лада отмахнулась.

— Михаландреич! — еще громче завопила она.

— Ладка, что случилось? — протискиваясь к ней, повысил голос Куренной. — Ты меня слышишь? Нет?

В толпе у порога возникла лысина шеф-редактора, журналисты посторонились, пропуская его.

— Что стряслось, Ильина? — деловито спросил он, усаживаясь за свой стол. — Что ты вопишь на все «Останкино»?

— Вешнепольский вернулся, Михаландреич!! — проорала Лада ему в лицо, не попадая руками в рукава наконец-то найденного пальто. — Он жив, и он вернулся, Михаландреич!!

Она побежала к двери — все расступились, — вернулась, поцеловала ошеломленного шеф-редактора в лысину и пропала.

В два часа ночи Филипп увез уже переставшую что-либо соображать Александру домой. От счастья, водки, слез и позднего времени она как бы потерялась немного, плохо представляла себе, где она и что вокруг происходит.

В машине она бессвязно что-то бормотала, принималась петь и лезла к Филиппу с поцелуями, мешая вести машину.

— Успокойся! — сказал он, возвращая ее на место. — Или вместо дома мы окажемся в Институте Склифосовского.

Он очень тщательно выговорил эту фамилию — Склифосовский. Александра захихикала и завалилась в другую сторону, на стекло.

— Сиди смирно! — прикрикнул Филипп, и тогда она начала петь.

Он засмеялся, не зная, что ему с ней делать, и немного ревнуя к высокому большому человеку, из-за которого она пришла в такое состояние. когда Филипп приехал, он сидел на диване, а три подруги, расположившись вокруг него, преданно, не отрываясь, смотрели ему в лицо и ревели. Одна начинала, другая подхватывала и завершала хоровое выступление третья. Маша держала его за руку и не отпускала, даже когда он пробовал вытащить руку, чтобы налить им водки.

Знакомясь с Филиппом, он улыбнулся летящей короткой улыбкой, совершенно преобразившей его сожженное загаром очень усталое лицо. Он будто извинялся перед чужим человеком за близких ему людей, устроивших такой кошачий концерт, и Филипп почувствовал ревность, зависть и еще что-то неопределимое.

Стоило просидеть полгода в какой-то дыре, чтобы тебя встретили так, как встретили его эти девчонки…

— Вы Сашкин муж, да? — спросил этот человек. — Я Вешнепольский. Иван.

Филиппу тоже налили водки, и он покорно выпил, удивляясь тому, что этот человек так откровенно любим и нужен всем трем «дамам», которых Филипп привык считать своими.

Он ничего не понял из их бессвязных рассказов о том, как Александра встретила Ивана на улице, как они шли потом до Машиного дома, как колотили в дверь и как Машка — дура! — упала в обморок.

Филипп видел, что Ивану до смерти хочется остаться вдвоем со своей Машей, но он держался, принимая их истерическую радость и еще не веря, что жив и здоров и-с ними! Благодарный им за столь буйный прием, он молча улыбался и тискал Машину руку, иногда прикрывая глаза, как будто от боли…

Иван проводил их до машины, именно он. Маша, повисшая на его руке, в счет не шла. Она ничего не видела и не понимала, кроме того, что держится за эту большую, загорелую, любимую руку…

— Мне бы с вами поговорить, — обратился Иван к Филиппу, прощаясь. Уже погруженная в машину, Александра стучала в стекло и неистово махала рукой, как будто уезжала в Антарктиду. — Я отосплюсь, немного сориентируюсь в ситуации и позвоню.

— Пожалуйста, — с удивлением сказал Филипп.