Онлайн книга «Первое правило королевы»
Инна покосилась на кружку. Ястребов садиться не стал, привалился спиной к стойке, хлебнул и отвел глаза. В джинсах и темном свитере он производил совсем другое впечатление, и Инна вдруг подумала, что в костюмах ему, наверное, до смерти неловко. Скорее всего, приехав с работы, он первым делом сбрасывает пиджак и галстук и только потом стаскивает ботинки. — Инна. Она вздрогнула и посмотрела ему в лицо. Каменная стена, а не лицо. — Инна, я хотел тебя… предупредить. — О чем? — Ты знаешь, что случилось с губернаторской вдовой? О-оп — кровь ударила в глаза и уши, зашумела и потекла вдвое быстрее. — Она умерла. Сегодня сказали в новостях. — Она убита. — Что?! Ястребов посмотрел на нее и повторять не стал. — Пока неизвестно точно — сама она или кто-то ее… Мне сказали, что ничего не понятно вроде, но вчера вечером у дома ее сына долго стояла какая-то машина, которая потом уехала. Инна отлична знала, что за машина стояла возле дома на улице Ленина. В ней еще Осип сидел. — Инна, я ни черта не разбираюсь в местном криминале — кто тут против кого дружит, а кто с кем воюет. За что Мухина могли убить? — Мухин застрелился. — Да ладно! — с досадой сказал Ястребов, как будто рассердившись, что Инна может повторять такие глупости. — С чего ему стреляться-то? — Я не знаю. Мало ли с чего! — Он застрелился, жена застрелилась, все застрелились! И у всех в кармане было по пистолету, и всем жизнь была не мила, так, что ли? — Я не знаю, — повторила она. Инстинкт самосохранения крутился волчком, гнал волны паники. — А… Якушев? — осторожно поинтересовался Ястребов. — Он не в курсе, ты не знаешь? — Сергей Ильич?.. — А что, есть Якушев не только Сергей Ильич, но еще Иван Иваныч? Невинность в голубых енисейских глазах была такой неподдельной, что Ястребов ни на секунду не усомнился — она что-то знает. Что? Как понять? — Сергей Ильич со мной ничего не обсуждал. Я вообще не слишком уверена, что он… станет это с кем-то обсуждать. Он с Мухиными дружил всю жизнь. Для него это близкие люди. — Вот именно. Если он хорошо их знал, почему он теперь твердит, что Мухин застрелился, а его жена умерла от сердца? — Саша! — она впервые назвала его по имени — просто так, при жестком электрическом свете, на кухне, а не в горячей любовной истерике, — и он усмехнулся. — Объявить сейчас на всю страну, что у нас… убили губернатора, невозможно, ты же понимаешь! А если Любовь Ивановна… не сама умерла, то получается, что у нас тут некий маньяк решил истребить всю верхушку власти? Или губернаторскую семью? — Пресса все равно рано или поздно все раскопает!.. — Нет, — твердо заявила Инна. — Что — нет? — Пресса ничего не раскопает. — Инн, пресса моментально все раскопала… про «Норд-Ост», к примеру. Она помолчала. Ну да, конечно. Пресса раскопала. — Контролировать семьсот человек с мобильными телефонами нельзя, — жестко сказала она. — Кто-нибудь обязательно куда-нибудь позвонит и что-нибудь там расскажет. Да еще когда дело происходит в Москве! Контролировать двоих в Белоярске — проще не придумаешь. — Двое — это кто? Мы с тобой? — При чем тут мы с тобой! Двое — это Митя и Катя, единственные, кто может быть заинтересован в расследовании по всем правилам. Больше не заинтересован никто. Даже ты. — Почему — даже я? — Потому что, если кто-то ляпнет, что губернатор убит, вся пресса в ту же секунду заголосит, что это ты лично застрелил Мухина и Любовь Ивановну, чтобы освободить себе место! Это же очевидно. Она смотрела ему прямо в лицо, уверенная, что увидит там нечто такое, что подтвердит или опровергнет ее предположение. Она играла вслепую, наверное, в первый раз в жизни, и ей очень не хотелось проиграть. * * * Проигрыш — смерть. Маленькая черная дырочка в виске. Черная дыра из учебника астрономии. — Я ни в кого не стрелял, — тяжело сказал Ястребов, и на скулах четко проступили желваки, и лицо стало злым и странно помолодело. — Я узнал обо всем от Севастьянова. Севастьянов был премьер-министром. Выходит дело, премьер-министр проинформировал Александра Петровича о том, что кресло освободилось — можно занимать, пока не остыло. Как дальновидно и правильно все сделано, просто прелесть. — Значит, тебе огласки не надо. Якушеву тоже не надо, ему тут Генеральная прокуратура, представитель президента и прочий компот только мешать станет. Хрусту тоже не надо — по тем же причинам, что и Якушеву. Им сейчас надо к власти прийти, это самое главное. И тебе, между прочим, тоже. — Мне, между прочим, тоже, — согласился он. Инна поднялась, чтобы налить себе еще воды из кастрюльки, он протянул руку, перехватил ее и притянул к себе. От удивления она даже не слишком сопротивлялась. Он обнял Инну двумя руками и прижал к себе ее голову. От его свитера пахло одеколоном, сигаретами и чужим мужчиной. Инна замерла. Кажется, даже перестала дышать. Зачем он обнимает меня? Усыпляет бдительность? Хочет выведать что-то? Ей было неудобно, и она переступила ногами в свекровиных носках. Ястребов шевельнулся, и она обняла его. Они постояли молча. Господи, как просто, пронеслось у нее в голове. Как все, оказывается, просто!.. — Эй! — Голос был сердитый, похожий на собачий лай. — Ты что? Пьяная, что ли?! Катя опять заскулила и затрясла головой — нет, не пьяная, — и тогда тень надвинулась на нее, упала сверху. Она зажмурилась. — Давай, давай, вставай и вали отсюда! Нечего под чужими заборами валяться! На место! Кому говорю, на место, Альма! Альма, подумала Катя. Как хорошо. Значит, она жива? Может, мама тоже жива? И папа? Или ее все-таки убили, и она попала в такой странный рай, где холодно, брешет собака и ангелы разговаривают неприятными громкими голосами? — Да поднимайся ты, хорош валяться-то!! Давай шевелись, мне ехать надо! Рывок — кажется, шуба затрещала, и рука, кажется, оторвалась, — и Катя очутилась на ногах. — Да стой ты, не вались! И туда, туда иди! За забор. Мне выезжать надо! — Я не могу за забор, — пробормотала Катя. — Меня… убьют. — Пойди проспись, — посоветовал голос хладнокровно. — Убирайся, или собаку спущу. — Альма, — спросила Катя, вспомнив. — Она жива, да? — Пить надо меньше, — буркнул голос, — и закусывать. Поняла? |