Книга Первое правило королевы, страница 51 – Татьяна Устинова

«ЗГ» — это может быть кто угодно. Глеб Звоницкий, к примеру, хоть он никогда в жизни не писал статей в газеты.

Или Генка Зосимов, муж Кати, которому до смерти хочется поделить «по-честному» Катину квартиру. О нем никто вообще ничего не знает.

Хочется до смерти. До смерти.

* * *

Утром, еще до ее отъезда на работу, позвонил Якушев и напомнил, что праздник для народа — затея очень важная и чтоб Инна не тянула.

— Я не тяну, Сергей Ильич. Я занимаюсь этим вопросом.

— Тем более у нас, сама видишь, беда за бедой. Люба вот тоже…

— Подробностей никаких нет?

— Да какие там подробности! — с досадой сказал Якушев. — Нету Любы, ушла за Толей. Не пережила. Слыхала песню «Лебединая верность»?

Инна промолчала. Песню она слыхала, конечно.

Естественно, Якушев не может обсуждать с ней подробности, но он должен был дать ей понять: что бы там ни случилось, есть официальная версия, и все мы — и ты, и я — станем этой версии придерживаться, как бы она ни была смешна или неправдоподобна.

А он сказал — песня «Лебединая верность»!

— Так что ты поактивней, поактивней, Инна Васильевна!.. Да, и молодец, что так ловко Ястребова обвела. Вчера смотрел, смотрел. Понравилось.

Инна ждала, что сейчас он скажет хоть что-нибудь про «команду», про будущие большие дела, про то, что Иннин профессионализм пригодится на выборах, но опять Якушев ничего такого не сказал, только еще раз повторил, что сна «молодец», и повесил трубку.

…Зачем звонил?

Странно, странно.

Аделаида на кухне напевала про дождливый день и оленя, который проскакал по городу. Баррикаду Инна благополучно разобрала до ее прихода, но обувную стойку все же поставила как-то не так, потому что Аделаида тотчас же заметила, что «у нас тут непорядок».

Так как по своему обыкновению она созывала кошек к завтраку ненавистным для них «кысь-кысь-кысь!», обе кошки, состроив независимые физиономии, сидели в холле по разные стороны кисельной розы. Кати не было слышно.

Инна решилась зайти к ней перед самым приездом Осипа.

Она не сдала. Лежала, до шеи укрывшись одеялами, и смотрела в потолок.

— Доброе утро, — отчетливо проговорила она, не поворачивая головы. — Спасибо вам большое. Я, наверное, доставляю вам много хлопот.

Инна придвинула к дивану кресло, села на него и посмотрела на губернаторскую дочь. Лоб ее был очень белым, под глазами синева, на висках желтизна.

— Катя, послушайте меня. Вам пока лучше не выходить из дома. Побудьте здесь.

— Я не могу. Там мама. Надо все устраивать.

— Катя, там и без вас все устроят. Хотя бы до вечера побудьте здесь.

— Я не могу. Из-за мамы.

— Я все равно вас запру, — заявила Инна спокойно. — А на окнах решетки.

Катя повернула голову и посмотрела на нее.

Инне показалось, что безмятежного вчерашнего безумия в ее глазах больше нет, осталась лишь вся тоска, что только есть на белом свете. Как она там поместилась?..

— Митьку надо найти, — с трудом выговорила Катя. — Сказать про маму. Он не знает, наверно.

Инна была уверена, что, даже если Митю найдут и скажут, что его мать умерла, он ничего не поймет.

— Все-таки я, наверное, пойду, Инна Васильна.

— Никуда вы не пойдете, — жестко сказала Инна. — Или вы хотите к вечеру стать третьим в вашей семье трупом?

Она умела быть жесткой, непреклонной, несгибаемой — когда это требовалось. Она была в сто раз сильнее Кати Мухиной и была уверена, что сумеет Катю остановить.

— Так что до вечера вы точно останетесь здесь. Горничная сейчас уйдет, я попрошу ее, чтобы она долго не возилась. Завтрак вам мы оставим. Вечером приедет Глеб, и мы что-нибудь придумаем.

— Глеб — это тот, кто вчера меня нашел?

— Вы сами его нашли.

— Он правда был начальником папиной охраны?

Инна удивилась:

— Неужели вы не помните?

Катя улыбнулась:

— Почти… нет. Мне кажется, что если и помню, то только чуть-чуть. Но все равно мне нельзя оставаться здесь. Меня искать, наверное, будут. Мой… муж вчера прилетел.

— Я позвоню вашему мужу и скажу, что вы гостите у меня.

Катя отвела глаза и опять уставилась в потолок.

— Нет.

— Почему нет?

— Я не хочу, чтобы он сюда приходил.

Инна нетерпеливо вздохнула — Катин муж ее не слишком интересовал, и вообще ее всегда раздражало, когда женщина не могла за себя постоять.

— Я не стану сообщать ему пароли и явки.

— Что?

— Катя, вы пока отдыхайте, а там посмотрим.

Катя помолчала.

— Спасибо. — И Инна поняла, что своего добилась.

Кате не хотелось «на войну» — выходить из убежища, принимать сложные решения, брать на себя проблемы, решать их, тащить на хребте ответственность. Ей нужна была передышка, и Инна такую передышку предлагала. Ей нужно было как следует прочувствовать свое горе, чтобы принять его и смириться с ним — Иннин теплый и глухой кабинет был лучшим местом для этого.

Кроме того, Катя почти не помнила, что делала вчера, и ее это пугало. С тех пор как сознание стало отлетать от тела и Катя как будто видела себя со стороны и немного сверху, она ни разу не задумалась, что именно происходило, когда сознание существовало отдельно? Где она была, что делала, что видела?..

А теперь вот задумалась.

Ночью она пришла в себя на незнакомом диване, в незнакомой темной комнате и перепугалась, и вскочила, и хотела бежать, уверенная, что наконец-то все поняли, что она сумасшедшая, и отправили ее в сумасшедший дом, но тут завозился теплый шерстяной ком у нее в ногах и остроухая небольшая кошка, подняв голову, строго посмотрела ей в глаза.

Катя была уверена, что именно эта кошка вернула ей рассудок — хотя в этой мысли было гораздо больше безумия, чем во всех предыдущих.

Кошка смотрела не мигая — словно в самую середину мозга. И как пыль со старого зеркала, неясные и расплывчатые образы стали пропадать, меняться, и Катя все вспомнила — маму, обледенелые доски, собачий лай, огромного человека в капюшоне и теплой куртке, машину, похожую на сарай, Инну Селиверстову.

Кошка не отводила глаз, пока картинка не сложилась вся, целиком, и Генка в ней оказался, и фиолетовая Илона с зелеными ягодицами, и питерская квартира с видом на Дворцовый мост, и пьяненький Митька, и закрытый гроб, в котором хоронили отца, — все беды и несчастья ее, Катиного, сегодняшнего существования.

И еще она вспомнила, как решила убить Генку, и вспомнила свой бред о том, что видела, как убивали маму.