Онлайн книга «Дьявольский остров»
А здесь среди местного населения наблюдалось почтительное отношение к вере, что внушало военнопленным уважение и даже восхищение. И это несмотря на то, что в армии политруки вещали, что религия служит только лишь для одурманивания народа. Некоторые заключенные лагеря на Аландах просили своих хозяев сводить их после работы в этот диковинный дом Бога. Кое-кто украдкой, как умел, молился. Ведь они были христиане, а Бог один. В воскресенье на работу местные жители брали военнопленных крайне редко, только в экстренных случаях. Этот день они традиционно посвящали отдыху и своей семье. Однако именно в это погожее воскресное утро командир отделения саперов Никанор Капитонов и капитан тральщика Бронислав Вернидуб ехали в санях с верхом, украшенных родовым гербом барона Нурденшёльда. Сани, запряженные тройкой соловых коней, мчались по живописной дороге, что бежала между холмами. – Эх, словно на русской тройке катаемся, – вырвалось у Никанора, – только вот глянешь на этот пик и понимаешь сразу, что это не Россия. – Отчего же, я в Ленинграде видел лютеранскую кирху, – спокойно сказал Бронислав. Сани издали въехали на небольшой холм, и лютеранская кирха открылась их пассажирам во всей своей красе. – У нас крестьяне, когда видели церковь, снимали шапки и крестились, – сказал Никанор. – Может, и ты крест на себя наложишь? – ухмыльнулся краснофлотец. – Если бы наша церковь стояла, перекрестился бы. Управлял санной бричкой сам «хозяин». Статный человек лет тридцати пяти с синими глазами, ровным тонким носом и аккуратно подстриженными темно-русыми усами и острой бородкой. Мужчина сидел на козлах вместе со своей красавицей женой. У нее были темно-рыжие волосы, такие же, как у мужа, четко очерченные брови, зеленые глаза, вздернутый носик и алые пухлые губки. Одной рукой барон держал упряжь, а другой обнимал баронессу. Они были похожи на молодоженов, жадно смотрели вдаль, ловили свои мгновения счастья. Пушистый снег искрился на солнце, скрипел, морозный ветер развевал гриву коней и выступающие из-под вязаной белой шапочки с помпоном волосы «хозяйки». Этой ночью барон Нурденшёльд проснулся от дикого скрежета и страшного завывания ветра. Этот жуткий звук продолжался минут пять, а затем все резко утихло, и барон Нурденшёльд, обняв свою молодую жену, вновь сладко заснул. А наутро он обнаружил, что у одного из подсобных строений наполовину сорвана крыша. Барон был отпрыском древнего скандинавского рода и разводил элитных лошадей. Это было его хобби. Слава богу, ночной ураган не тронул конюшню, но в поврежденном строении держали корм для его питомцев. И если срочно не починить крышу, а погода вдруг переменится, пойдет мокрый снег или резко потеплеет и пойдет дождь, то отборный овес может пропасть. А такие породистые скакуны, как у барона Нурденшёльда, не выдержат грубой пищи. Как и каждое воскресенье, семейная пара чинно выехала в кирху. А после службы барон и баронесса повернули к лагерю для военнопленных. * * * Желающих поработать распределял староста барака Пантелей Пудовкин. Старший охранник писал на бумажках цифры – сколько человек надо в ту или иную бригаду и фамилию заказчика, а Пудовкин, в свою очередь, подбирал команду и выпроваживал работников за двери. Военнопленные отдавали свою бумагу старшему охраннику, а тот делал отметку в журнале. Под отметкой красноармейцы ставили свою подпись, подтверждая тем самым, что не совершат побег и вернутся к вечерней поверке в лагерь. Затем желающих работать отводили к поджидавшему их «хозяину». Поначалу ему давали в помощь вооруженного солдата, а потом ограничились только лишь ведением журнала. Заказчик обязывался привести военнопленных лично, чтобы на обратном пути у военнопленных не возникало желания забраться кому-нибудь в дом. А вообще убежать с острова было нелегко, да и куда? В неприветливое зимнее море? Этим утром Никанор проснулся от звона колокола. А вот завывания ветра за стенами барака слышно не было. «Черт, такая погода, а сегодня воскресенье, – подумал он, – опять придется сидеть в четырех стенах». – Склянки бьют, – зевая, проговорил Бронислав и, словно угадав мысли товарища, сказал: – Нам куковать в четырех стенах. – Я все-таки подойду к Пудовкину, а вдруг «купцы» приедут. Он быстро встал и направился к «буржуйке», где староста готовился к утренней поверке. – Пантелей, – сказал Никанор, – если позовут на работу, я первый. – А с какого это хрена ты первый? У меня список со вчерашнего дня ведется. – Пантелей, ты же меня знаешь, в долгу не останусь, – криво улыбнулся Капитонов. – Все рассчитываются, – отмахнулся Пудовкин. – Все да не все, – Никанор с еле скрываемым раздражением протянул ему пять папирос. Пудовкин достал из кармана серебряный портсигар и положил в него папиросы. – Ты будешь третьим по счету. – Только третьим? – А что ты хотел, за пять сигарет тебя впереди всех? – Ладно, – угрюмо сказал Никанор. – На вот тебе. Поджаришь на завтрак. Капитонов знал, что любил Пудовкин, и протянул ему завернутый в бумагу кусок хлеба с салом. Как же Никанору было тяжело отдавать ценные продукты, но он прекрасно знал, что у хорошего хозяина можно взять больше. Староста развернул сверток и посмотрел, чем его пытается подкупить Капитонов. Глаза Пудовкина заблестели. – Ладно. Так уж и быть. Ты первый. – И если сегодня «купцов» не будет, то завтра я тоже первый, учти. – Ага… Это ты учти – только если кто-нибудь не перекупит очередь. – Если перекупит, то я… – со злостью начал было Капитонов. – Что ты? – Пантелей грозно из-под своих мохнатых бровей глянул на Никанора. – Ничего. И тут в дверь вошли вооруженные солдаты. В бараке включили свет на полную мощность. – Всем приготовиться к поверке! – гаркнул староста. Военнопленные начали с шумом строиться. После поверки дежурные принесли баки с эрзац-кофе и мешки с серым хлебом. Альберт Валерьянович сразу же после завтрака отправился инспектировать кухню, и еще ему предстояло проконтролировать прием одежды у второй смены охраны. С собой он взял Кривошапкина. Тот не хотел идти, тогда пришлось вмешаться Брониславу. – Ты совсем ошалел? У нас такой шанс раздобыть форму, а ты филонишь, – сквозь зубы прошептал ему прямо в ухо краснофлотец. – А ты сам не можешь? – грубо ответил Данила. – Он действительно не может, – вмешался Шпильковский. – А сапер? – Слушай, малец, – краснофлотец взял Кривошапкина за грудки, – если ты хочешь с нами, то будь добр выполнять то, что тебе говорят. Данила почувствовал «железные» ручищи красного капитана, увидел его дикий взгляд и почувствовал, что этот разъяренный человек способен на все. |