Онлайн книга «Дьявольский остров»
Кондратий и Бронислав сцепились правыми руками. – Раз, два, начали! – скомандовал Пантелей. Всегда красное лицо Кондратия теперь стало багровым. Он прикусил нижнюю губу и изо всех сил качнул руку Бронислава. Его дружки заревели. – Давай, – завопил Митроха, – дави моремана! Кондратий еще на несколько сантиметров повалил руку красного капитана. – Держись, Броненосец! – закричал Данила. Он уже видел, что еще чуть-чуть, и положение его товарища будет безнадежным. – Гребаный угорь, якорь тебе в штаны и торпеду в задницу, а не красного капитана! – проревел Бронислав. – Аххха, – вдруг застонал Кондратий. Ногти на его руке посинели, Вернидуб спокойно выровнял положение, а потом сильным рывком сломил последнее сопротивление Кондратия и положил его руку на пол. Кондратий вскочил, отбежал в глубь барака, держась левой рукой за кисть правой. За ним пошел Митроха. – В чем дело? – спросил он. – Ничего… Сука… – стонал тот. – Э-э, Пантелей, это несправедливо, – из толпы наблюдавших вышел красноармеец. К нему пристала кличка «Чкалов», потому что он на самом деле был летчиком и звали его, как и прославленного героя, Валерий. – Почему? – Потому что во время соревнований нужно молчать. А морякам ругань силы дает. – Да чего ты мелешь, – не понял его Пудовкин. – Давай, мореман, со мной, – сказал «Чкалов». – Правая у тебя устала, давай левой. И молча. – Ты, Валерий, не хитри, – раздалось из толпы. – Ты же левша… – Ты левша? – переспросил Бронислав. Тот замялся. – Тогда, – протянул красный капитан, – иди ты на …. Толпа грянула смехом. – А давай, Чкалов, со мной, – прогремел басом Топтыга. – Мне что правой, что левой. Соревнование продолжилось. – А что случилось с Кондратием? – спросил Данила у Бронислава, когда они отошли от круга «болельщиков». – А что такое? – Чего он так застонал? – Ты чего, не слышал? Я выругался – и сила появилась, – усмехнулся красный капитан. – Нет. А если честно? – Это честно. Еще Петр Первый, когда флот создавал, научился «загибать» – так загнет, что корабль трещит… А знаешь, как наказывали моряка? Его ставили к мачте и давай ему в лицо по матушке загибать. Знаешь, что такое большой петровский загиб?.. «Трисучьепадловая выссака, сраногнойная сволота, стервозное тригниговно, высраномудаватое дерьмище, падлопростокотский стрервопрохерун, проссанная сволотоскуха, трипердоватая сучьескотина, многохренозадая проссоножопище, мудопрошлюхская гноепадла»… и так далее. У морячков от таких слов глаза вылезали, и уши в лист табака скручивались, они молились, чтобы только поносить и орать перестали. После такого не то что дисциплину нарушать – жить не захочется. – Неужто такая сила в словах? – не поверил Данила. – А ты думал… Но по правде, скажу тебе вот что… Пошли в курилку… там договорим. Они отправились к дальнему углу барака, где была дощатая «холодная» пристройка. Разрешалось курить только там. В курилке никого не было. Бронислав предложил свою папиросу: – Учти, сухопутная крыса, табак ядреный. Я специально в папиросу добавляю своей смеси. – Давай… Данила затянулся и закашлялся. – Да уж, глотку прямо выворачивает. – Ну, точно, как в старой морской байке. Угостил как-то боцман юнгу своим табачком. Тот, как и ты сейчас, затянулся и полчаса кашлял. «Что это у тебя за табак такой?» – спрашивает юнга. «А это мой особенный, – говорит боцман, – я в него волосы своей любимой добавляю». Все опять давай ржать. Тогда решил юнга отомстить боцману. В первом же порту купил самый ядреный, самый дешевый и самый вонючий табак. На корабле угостил им боцмана. Тот курит, и хоть бы хны. Только морщится и чих сдерживает. «И что ты туда добавляешь?» – спрашивает боцман у юнги. «Как что? – отвечает юнга. – Волосы своей любимой». – «Вот что я тебе скажу, салага, – отвечает боцман, – близко к заднице рвешь». Данила засмеялся. – Вот, брат, такие морские штучки рассказываем, – похлопал Бронислав молодого товарища по плечу. – А насчет армреслинга, как называют англичане нашу борьбу на руках, то вот что я тебе скажу: чтобы стать моряком, надо походить под парусами, научиться узлы вязать и развязывать. Пальцы становятся крепкими, понял, салага? Данила кивнул. Красный капитан показал на торчащий из стены барака гвоздь. – Смотри. Вернидуб выплюнул «бычок», схватил указательным и большим пальцами за шляпку гвоздя, начал тянуть и постепенно вытянул его наполовину… – Ни фига себе! – удивился Данила. – Ладно, шутки в сторону, – Бронислав засунул гвоздь обратно. – Сегодня ночью я и ты уходим отсюда. Здесь, видишь, стена уже разобрана. А Никанор и Альберт Валерьянович – через уборную… – Альберт через уборную? – Он не курит же… – Ясно… – Как только получится проход в колючей проволоке, бежим. Если будут стрелять, не оборачиваемся, понятно? – Понятно. – Все… Ждем вечера. А к этим уродам – Кондратию и Митрохе – на кабельтовый не подходи. – Да черт с ними. – Пускай черт будет с ними, а фортуна – с нами. Бронислав и Данила вышли из курилки и услышали возбужденные крики. Топтыга положил левую Чкалова. – Эй! – крикнули из толпы, когда красный капитан и Кривошапкин подошли к месту соревнований. – Бронислав, отошла твоя правая? – Отошла, отошла и сюда пришла, – ответил Вернидуб. – Давай с Медведем, – предложили красноармейцы. – Ну, давай попробую, – не смог отказать красный капитан. Бронислав и Тимофей легли на теплое от прежней борьбы место и сцепились руками. – Только, мореман, молчать, – сказал староста. – Хоть слово вякнешь, все, ты проиграл. – Идет, – согласился Бронислав и тут же сжал кисть руки Топтыги. Тот засипел, как паровоз, и через пару секунд перестал сопротивляться. Костяшки правой руки Топтыги ударились о пол. – Ну, ты даешь, морская морда, – восхищенно проговорил Тимофей и пожал Вернидубу руку. – А то! – улыбнулся красный капитан. Брониславу присудили звание чемпиона. У многих пленных красноармейцев он «поднялся в глазах», а вот авторитет Кондратия и его дружков сильно пошатнулся. |