Книга Я вещаю из гробницы, страница 66 – Алан Брэдли

— Истина в том, что мы отчаянно пытались оживить Колликута. Бенсон принес резиновый шланг из башни. Присоединил его к какому-то клапану здесь, в органе. Попытался дать ему воздух. Но бесполезно.

Шланг с воздухом? Об этом я не подумала! Это явно объясняет разорванные внутренности.

— Я вам не верю, — ответила я.

Произнося эти слова, я услышала внезапное шевеление в церкви за спиной члена городского магистрата, за которым последовал гулкий удар молитвенной скамьи о каменный пол.

Спасение в нескольких секундах!

— Помогите! — заорала я самым высоким и пронзительным голосом, какой смогла изобразить. — Помогите мне! Пожалуйста, помогите!

Послышались шаркающие шаги.

И над плечом члена городского магистрата появилось огромное лицо — лицо в очках, линзы которых были толщиной с «Сердце Люцифера».

Мисс Танти!

— Что здесь происходит? — требовательно вопросила она.

Никогда — даже в самых безумных грезах — мне и присниться не могло, что я буду так рада видеть эту женщину.

Я грубо протолкнулась мимо Бенсона и члена городского магистрата и спряталась за мисс Танти, выглядывая из-за ее обширных юбок.

— Что здесь происходит, Квентин? — повторила она, обвиняюще глядя то на одного нападавшего, то на другого, то на меня, и ее толстые стекла фокусировали этот жуткий взгляд, словно зажигательное стекло.

— Непонимание, — ответил член городского магистрата с извиняющимся поддельным смешком. — И больше ничего.

— Ясно… — протянула мисс Танти, колеблясь, что делать дальше. Казалось, ее тянут в разные стороны два ума, если не больше.

Продолжительное время она молча смотрела на них, а они на нее.

— Пойдем, девочка, — внезапно сказала она и, резко повернувшись, схватила меня за руку.

Я поморщилась. Не сразу осознала, какую боль мне причинил Бенсон.

Не говоря больше ни слова, она провела меня в центральный проход, и мы вместе пошли дальше к двери, словно жених и невеста из кошмарного сна.

Мы вышли во двор и зашагали по дороге, мисс Танти тащила меня, словно маленькую собачку на поводке.

Должно быть, я упиралась.

— Пойдем, девочка, — повторила мисс Танти. — У тебя ужасный шок. Я вижу это по твоим глазам. Надо тебя согреть. Приготовить какое-нибудь теплое питье.

Я не могла не согласиться с ней. Мои колени уже дрожали, когда мы повернули на восток к Кейтер-стрит и дому мисс Танти.

Внезапно я почувствовала себя без сил, как будто у меня из щиколотки вынули затычку и вся энергия вытекла на землю.

Мысль о чашке чаю и горсти печенья была одновременно странно утешительной и странно знакомой. Как в волшебной сказке, как-то раз услышанной и давно забытой.

Повернув на Кейтер-стрит, мы зашагали быстрее.

— Я забыла «Глэдис!» — воскликнула я, внезапно остановившись. — Мой велосипед! Я оставила его на кладбище.

— Я схожу за ним, пока ты будешь пить чай, — сказала мисс Танти. — Позвоню кому-нибудь, чтобы тебя отвезли домой.

У меня возникло странное видение, как кто-то — возможно, мисс Гоул — гонит меня по узкой тропинке в Букшоу, подталкивая пастушьим посохом, а может быть, епископским, словно я заблудший ягненок.

— Вы так добры, — сказала я.

— Пустяки, — ответила мисс Танти с ужасной успокаивающей улыбкой.

Мы оказались у ее дома так неожиданно, как будто нас принес ковер-самолет.

Так вот что делает шок? — подумала я. — Искажает время?

Можно ли одновременно быть в шоке и наблюдать, как находишься в шоке?

Мисс Танти полезла в карман за ключом и открыла замок, и мне показалось это странным, поскольку никто в Бишоп-Лейси не запирал двери.

Когда мы вошли внутрь и она задвинула засов, из зимнего сада крикнул попугай:

— Привет, Квентин! За дело! — И просвистел четыре ноты, в которых я узнала начало Пятой симфонии Бетховена: — Да-да-да-ДУМ!

Привет, Квентин! — задумалась я. Эти же слова птица сказала, когда я была здесь в прошлый раз. Этим именем мисс Танти назвала Бенсона. Нет, погоди-ка, Бенсона зовут Мартин.

Должно быть, она обращалась к члену городского магистрата?

— Садись, — скомандовала мисс Танти. Теперь мы волшебным образом оказались у нее на кухне. — Я поставлю чайник.

Я осмотрелась и увидела, что все вокруг голубое. Странно, но это так. Основное, что я помню о кухне мисс Танти, это то, что она в голубых тонах. Раньше я этого не заметила.

На столе стояли кувшин для молока, полный увядающих лилий, маленькая доска для хлеба и половинка буханки «Ховис», [57] электрический тостер, оловянный подсвечник с частично оплавившейся свечой и коробок спичек.

Очевидно, что мисс Танти ест в одиночестве.

Потом, словно по мановению волшебной палочки, передо мной оказалась дымящаяся чашка чаю, и я ощутила особую благодарность.

— Пей, — сказала мисс Танти. — Вот, бери.

Она сунула мне под нос блюдечко с песочным печеньем, потом отвернулась и начала копаться в буфете.

— Эти люди, — заговорила она слишком небрежно и слишком между прочим. — Эти люди в церкви. Что они с тобой делали?

— Они думали, что я кое-что нашла, — ответила я. — Они хотели, чтобы я это отдала.

— А ты?

— Нет, — сказала я.

Огромные круглые линзы повернулись и уставились на меня.

— Нет, ты не нашла ничего? Или нет, ты не отдала?

Я завороженно смотрела ей в глаза и не смогла произнести ни слова.

— Ну и?

Слишком поздно, правда вышла наружу.

— Мне пора идти домой, — сказала я. — Мне нехорошо.

Внезапно руки мисс Танти вылетели из-за спины. Одна сжимала стеклянную бутылочку, другая — носовой платок.

Она плеснула жидкость на ткань и прижала платок к моему носу.

Ага! — подумала я. — (C2H5)2O.

Опять диэтиловый эфир.

Я узнаю его сладковатый щиплющий пищевод запах повсюду.

Химик Генри Уоттс однажды охарактеризовал его запах веселящим, а «Энциклопедия Британника» назвала его приятным, но ни профессор Уоттс, ни «Энциклопедия Британника» явно не оказывались в ситуации, когда им прижимает эту штуку к носу в выкрашенной в голубой цвет кухне массивная и удивительно сильная сумасшедшая женщина в толстых, как донышко бутылки, очках.