Онлайн книга «Утро ночи любви»
|
– А украсть? – И это проверим. Хотя, версия тупая. Парень лезет в чужой дом, украсть пистолет, чтобы потом из него застрелиться! А проще нельзя? К примеру, повеситься. Или утопиться. Под поезд броситься. Да мало ли способов! Эдик, против обыкновения, молчал. – Что молчишь? – не выдержал он. – Все это... бессмысленно. – Не понял? – А что тут понимать? Все бессмысленно. Расследование это бессмысленно. Жизнь бессмысленна. – Э-э-э... Ты в депрессию-то не впадай! Было бы из-за чего! – Это конец. И знаешь, я рад. – Мотало, что ты несешь? – разозлился он. – Какой конец? Конец чего? Подумаешь, мелочь! Парень застрелился на бережку! Ну даже если его убили... Да ты за двадцать лет видел столько трупов... – Это не то... – поморщился Эдик. – Не понял? – Это... Как бы тебе объяснить? Ну, в общем, конец. – Тьфу! Совсем крыша поехала! Начитался всякой дряни! Я тебе говорил: брось это. Этого, как его... Фрейда и всю его поганую компанию. Брось, слышишь? – Мотало вяло кивнул. – Ты, вот что... Тебе надо выпить, Эдик. Напиться до поросячьего визга тебе надо. А лучше в отпуск. – Ну и что мне даст отпуск? Буду сидеть дома, в гордом одиночестве, пить водку или читать, потом опять пить... – Хочешь, я тебе путевку выбью? Поедешь в санаторий, познакомишься с девушкой. – Ну какие девушки? – грустно улыбнулся Мотало. – Ты посмотри на меня. – Ну что ты, Эдик! Ты ж мужик в самом соку! Только свистни – набегут! Хватит киснуть. Вот погоди: скоро выглянет солнышко, дело о самоубийстве Вани Курехина благополучно отправится в архив, а мы с тобой отправимся в отпуск... Кстати, надо бы его матери сообщить. Ох, не люблю я это дело! – А кто любит? – вздохнул Мотало. * * * Вечером Эдик пришел к нему, как и обещал. В кармане бутылка водки, под мышкой зажат батон полукопченой колбасы. – Ну, это и у меня есть, – усмехнулся он. – Колбаса? – Водка! Ты так и шел по улице? – поинтересовался он, выдергивая у Эдика из-под мышки колбасу. – А что? – Блин! Мотало, ты никогда не женишься! – А я и не хочу... – Эдик потянул носом: – Андрон, чем пахнет? – Е! Котлеты! Он побежал на кухню, перевернул жарившиеся на сковороде котлеты. Запахло гарью. – Чего-то я этот процесс никак не осилю, – пожаловался он Эдику. – Все время подгорают. – Мать приезжала? – кивнул тот на котлеты. – Ага. Ты садись. Эдик присел на шаткий табурет, сложил руки на коленях, как школьник. Спросил: – Как она? – Нормально. Вся в делах. – Урожая в этом году, похоже, не будет, – вздохнул Мотало, глядя в окно. – Дожди все залили. – А тебе не параллельно? У тебя-то дачи нет. – Да так. Все говорят. – Это точно. Только об этом и слышу. Мать приедет, сядет на диван и понеслась! Тра-та-та-та-та! Как из пулемета! Картошка гниет, огурцы мокнут, помидоры тля жрет... Слышь? Она там зимовать собирается! В дачном поселке! – Что, совсем плохо? – У нас с ней? Да как обычно.... Ну, вроде все. Добил я эти котлеты. И с другой стороны подгорели, блин! – Ничего. Я съем. Андрей поставил сковородку на стол и полез в холодильник за солеными огурцами. – А записку-то, похоже, Курехин писал, – вздохнул ему в спину Эдик. – И что? – И знаешь, писал ее в спокойной обстановке. Старательно выводя каждую букву. То есть, давления на него оказано не было, и он, похоже, ничего не боялся. Сидел и писал, как прилежный ученик. О том, что добровольно уходит из жизни. – Скажи еще: диктант писал, – усмехнулся Котяев, с трудом выколупывая из банки огромный огурец. – Все время удивлялся: и как это мать умудряется запихивать их в банку? И почему не собирает урожай, когда они нормального размера? Нет, дождется пока станут как кабачки, и тогда уже начинает рассовывать по банкам! Сколько ни просил ее этого не делать, бесполезно! – Диктант? – задумчиво переспросил Эдик. – Может, и так. – И кто ж учитель? – Ты меня спрашиваешь? – Чего сидишь? Разливай! – В войну родилась, – сказал Мотало, задумчиво глядя, как он режет огромный огурец. – Кто? – Антонина Петровна. Мама твоя. – Это из чего следует? Из соленого огурца? – Вот ты надо мной смеешься, а напрасно. – Я не смеюсь... Она родилась в пятидесятых, если на то пошло... Давай-ка мы с тобой, Эдик, выпьем за лето! За хорошую погоду! – Так она ж дрянь! – Ну не вечно же это будет продолжаться? Давай. За солнышко. Выпили по первой. Он потянулся к сковороде, вилкой развалил пополам горелую котлету. Нехотя стал жевать. – Скучно, – зевнул Мотало. – А ты наливай! – ...Вот ты говоришь, у меня крыша поехала. Лицо у Эдика стало красное, жиденькие, мокрые от пота пряди волос прилипли ко лбу с огромными залысинами, очки сползли на самый кончик длинного носа. Они только что прикончили первую бутылку водки и, как обычно, начали спорить до хрипоты. – Точно! Поехала! Причем давно! – Ты просто тупой, ограниченный человек, Кот. Такой же, как все. – Ну, спасибо! Я твой единственный друг! – он стукнул кулаком в грудь. – И ты мне... мне! – Не-ет... Ты мне не друг... Ты меня ис... – Эдик икнул, – используешь. – Тю-ю! Совсем спятил! Что с тебя можно поиметь, Мотало ты хреново? – Тебе выпить не с кем. И поговорить тебе не с кем. У тебя, Кот, друзей нет. Потому что ты – Кот. Гуляешь сам по себе. – А я не обижаюсь. Было бы на кого. Ну, еще по одной? – Не хочу, – Эдик оттолкнул рюмку. – Нет, ты послушай... Послушай... – Молчи уже, Буратино! Эдик и в самом деле словно одеревенел, руки повисли, на кончике длинного носа покачивались элитные очки, того и гляди, свалятся на пол. Андрей не выдержал, снял их и положил на стол перед Мотало. – Буратино из полена, – важно сказал тот, тараща подслеповатые глаза. – А я, Кот... Я на восемьдесят процентов из воды! Я – человек! – Кто? Ты? Ты человек? Может, скажешь еще, что ты мужик? Да ты за всю жизнь ни одной бабы не трахнул! Мотало всхлипнул: |