Онлайн книга «Записки районного хирурга»
— Да, — начал его лечащий врач доктор Ветров, — у него карбункул бедра был, я применил новую методику, а на перевязке еще не смотрел, так что пока не в курсе. — Юра, что у тебя опять за методики? — Приглашу вас на перевязку и объясню! — Сделай милость, рационализатор ты наш! Суть новшества заключалась в том, что хирург Ветров иссек небольшой карбункул на бедре Маслова в пределах здоровых тканей и наложил первичные швы. За ночь конечность распухла, воспалилась и покраснела, место ушивания алело ярким пятном, швы врезались в кожу. Я велел снять все швы, промыть рану перекисью водорода и установить перчаточный дренаж. При больном ничего не сказал, вызвал недотепу к себе в кабинет. — Юра, ну что еще за новости? С каких это пор гнойные раны стали ушивать, причем наглухо? Я вам все время твержу, что хирургия — это мастерство, но это не значит, что следует одними руками работать, нужно еще и голову включать! — Дмитрий Андреевич, я не думал, что все так произойдет. Карбункул был небольшим, ткани вокруг — не воспаленными, я и вырезал гнойник, и ушил, а он взял и вон как отреагировал! — Да-а-а-а, друг мой Юрий, похоже, голова тебе нужна, только чтобы шапку носить, — проговорил я очень ласково, а потом взорвался: — Это же элементарные вещи! Гнойные раны не шьются! Их подшивают, только если они на лице, и то делают наводящие швы под защитой дренажей! Спало воспаление — наложи вторичные швы, это аксиома в хирургии! Чего еще экспериментировать? — Дмитрий Андреевич, но все эти каноны разрабатывались, когда не было антибиотиков! Вам не кажется, что некоторые из них требуют пересмотра? — Нет, не кажется! Вместе с развитием фармакологии и микробы перестраиваются. Ты слышал о резистентности? — О невосприимчивости микроорганизмов к лекарствам? Конечно, слышал, а это тут при чем? — А при том, что по канонам антибиотики играют дополнительную роль, а не главную, как хочется тебе. — То есть вскрыл гнойник, а антибиотики не назначать, так, по-вашему? — Я этого не утверждал! Я говорю, что необходимо вскрыть гнойник, удалить некротические ткани, разъединить все перемычки и дренировать рану, и нет другой истины, кроме этой! А антибиотики — дело второе, и, пока я здесь заведующий, будет так! — Да, я не оспариваю каноны, просто… — Просто, если еще раз такое повторится, то пойдешь на прием вместо Саныча! Ясно? — Ясно! Да я и сам понял, что ошибался! — Для этого крысы и кролики есть, на худой конец, на себе пробуй, но больные тебе не подопытные! — Дмитрий Андреевич, а я слышал, вы тут операции новые придумывали и за спиной Ермакова, старого заведующего, их внедряли, было такое? — Было, но я не нарушал канонов! Я совершенствовал оперативные приемы, а это, как ты сам понимаешь, не одно и то же! Совершенствовать мастерство, не нарушая канонов, — это наша святая обязанность. Нарушая канон, ты пополняешь свое личное кладбище. Усек? Юра проникся. Пока я оставался в ЦРБ, он больше не чудил. Зато травматолог Брыу блеснул мастерством и эрудицией: взял и наглухо ушил укушенную рану лица. Пастуха Семенова укусила за щеку лошадь. Бедолагу доставили в хирургию, вызвали Степана, тот ушил рану и со спокойной совестью отпустил пастуха домой. Через пару дней Семенов поступил к нам в тяжелейшем состоянии с флегмоной лица. Я взял его в перевязочную, распустил все швы и сцедил триста миллилитров жидкого гноя. — Степа, ну как же так? — начал я отчитывать незадачливого эскулапа. — Зачем рану ушил? Ты что, не знал, что она инфицированная? — Конечно, знал, все укушенные раны считаются инфицированными! Дмитрий Андреевич, вы же сами нас учили, что шить можно только лицо! — Не наглухо, как ты сделал! А наводящие швы наложить! На-во-дя-щие! Понимаешь? И не смей даже заикаться о том, что при наличии мощных антибиотиков можно нарушать каноны! — Я так не говорю, а антибиотики я и на самом деле назначил! — Как же ты их назначил, если даже не госпитализировал пострадавшего в стационар? — Я предлагал, а он не захотел! А антибиотики я назначил в таблетках. — Да, конечно, пастух Семенов бросит все и пойдет таблетки покупать — на те деньги, за которые он может самогоном разжиться! — Но он же обещал! — чуть не плача защищался Степан. — Степа, ну ты меня удивляешь, поверил полупьяному пастуху! Значит так, с сегодняшнего дня все большие и инфицированные раны лица подлежат госпитализации. Если отказываются, то брать письменный отказ. Все! Это мое распоряжение, и горе тебе, если ослушаешься! Надеюсь, больше ты меня не расстроишь? — Нет, Дмитрий Андреевич, не расстрою, — пообещал травматолог. И сдержал слово! Он больше чем расстроил — он подвел меня под полное служебное несоответствие и выговор одновременно! Ни для кого не секрет, что человеческие доктора, особенно хирурги, лечат иногда и животных. Я тоже грешил этим: несколько раз купировал уши собакам, обрезал хвосты щенкам, кастрировал кабанов и котов. Каждый хирург делал это — правда, только для хороших знакомых и только списанными или своими личными инструментами. Степа пару раз ассистировал мне на подобных операциях. Знал бы, чем это все закончится, и близко бы не подпустил. Лежал у нас с обширными ожогами некто Лапин. Мужичонка никчемный, тунеядец, как и все его друзья-собутыльники. Лапин набрался с дружками самогона больше положенного, жена не вытерпела и велела его в баню отнести. Ночью он проснулся, закурил и сотворил пожар. Баня сгорела, виновника успели спасти, только спина и ягодицы у него обгорели. Ожоги — термическое поражение, больной достался Степану. Что-то у них не заладилось с первого дня, Лапин постоянно просил заменить врача. Я ему объяснил, что травматолог у нас один, и, если что не так, можно обратиться в областную больницу, в специализированное отделение термических поражений. На время пациент притих, а оказалось — затаился. — Дмитрий Андреевич, а можно вам как заведующему жалобу высказать? — неожиданно для всех на утреннем обходе спросил Лапин и посмотрел на Брыу. — Слушаю вас, — разрешил я. — Я больше в гнойной перевязочной перевязываться не буду! Отказываюсь! Прошу разрешить мне перевязываться на втором этаже в чистой! — Что за фокусы? Это почему еще? — А вы у травматолога спросите! — прищурился Лапин. — Мне нечего сказать, — слегка покраснел Степан. — Не знаю, почему этот пациент оказывается перевязываться на третьем этаже. — Да все вы, доктор, знаете! — громко произнес обожженный тунеядец. — Раз вы не хотите говорить, тогда я скажу! — Говорите, говорите, я жду! — живо заинтересовался я. |