Книга Мегрэ, Лоньон и гангстеры, страница 3 – Жорж Сименон

— Он говорил с акцентом?

— Да. По-французски он говорил не очень хорошо, с ошибками. Я почти уверена, что это американец: высокий, рыжеватый блондин, косая сажень в плечах и жует резинку… Типичный американец… Он с любопытством глядел по сторонам, словно впервые попал в парижскую квартиру. Он сразу же заметил в гостиной на стене, в рамочке из черного дерева с позолотой, диплом, который Лоньон получил за двадцать пять лет безупречной службы в полиции. В дипломе были обозначены фамилия мужа и его звание. «Шпик, черт побери! — воскликнул он и, обернувшись ко мне, спросил:

— Где ваш муж?» Я ответила, что понятия не имею, но это, как мне показалось, его нисколько не обеспокоило, он тут же стал выдвигать все ящики и просматривать лежавшие там документы, счета и письма. Затем он покидал все это как попало обратно, часть бумаг упала на пол. Он нашел и нашу фотографию, снятую пятнадцать лет назад, взглянул на меня, покачал головой и сунул ее себе в карман.

— Короче, он, видимо, не предполагал, что ваш муж работает в полиции?

— Не могу сказать, что это его особенно поразило, но убеждена, что он этого не знал, когда явился сюда.

— Он спросил вас, в каком комиссариате служит ваш муж?

— Он спросил, где бы он мог его найти. Я ответила, что в точности не знаю, что муж никогда не говорит со мной о своей работе.

— О чем он еще спрашивал?

— Ни о чем. Он продолжал разглядывать все, что ему попадалось под руку.

— В ящике лежали и деловые бумаги?

— Да. Кое-что он сунул себе в карман вместе с фотоснимком. На верхней полке буфета стояла бутылка кальвадоса, и он налил себе большую рюмку.

— Это все?

— Он даже заглянул под кровать и в оба стенных шкафа. Потом он вернулся в столовую, выпил еще рюмку кальвадоса, с насмешливой улыбкой поклонился мне к ушел.

— Вы не обратили внимания, он был в перчатках?

— Да, в перчатках из свиной кожи.

— А те двое в тот раз?

— Кажется, они тоже были в перчатках. Во всяком случае, тип, который грозил мне пистолетом.

— Вы и сегодня подошли к окну после его ухода?

— Да, я видела, как он вышел из дому и направился к перекрестку; на углу улицы Колэнкур его поджидал один из тех двух типов, тот, что поменьше ростом. Я немедленно позвонила в комиссариат на улице Ла Рошфуко и попросила Лоньона. Мне сказали, что утром его не было и что они его не ждут, а когда я стала настаивать, мне объяснили, что он не появился и прошлой ночью, хотя это было его дежурство.

— Вы им сообщили, что у вас происходит?

— Нет. Я тут же подумала о вас, господин комиссар. Видите ли, я ведь знаю Лоньона как облупленного. Он готов в лепешку расшибиться, лишь бы все сделать как можно лучше. До сих пор никто еще не оценил его по достоинству, но он мне часто говорил о вас. Я знаю, вы не похожи на других, вы ему не завидуете, вы… Я боюсь, мосье Мегрэ. Должно быть, Лоньон замахнулся на людей, с которыми ему не справиться, и бог знает, где он сейчас находится…

Их прервал телефонный звонок. Госпожа Лоньон вздрогнула:

— Вы разрешите?

Мегрэ услышал, как она вдруг заговорила обиженным тоном:

— Как! Это ты? Где ты? Я звонила в участок, и мне сказали, что со вчерашнего дня ты туда не заглядывал. К нам приехал комиссар Мегрэ.

Мегрэ подошел к ней и протянул руку к трубке.

— Разрешите?.. Алло! Лоньон, это вы? Лоньон не мог вымолвить ни слова, должно быть, он застыл, стиснув зубы и глядя в одну точку.

— Скажите, Лоньон, где вы сейчас находитесь?

— В комиссариате.

А я — в вашей квартире, в обществе вашей жены. Мне необходимо с вами поговорить. Я сейчас заеду на улицу Ла Рошфуко. Ждите меня… Что вы говорите?

Он с трудом расслышал, как инспектор пробормотал:

— Я бы предпочел встретиться с вами в другом месте… Я вам потом объясню, господин комиссар…

— Тогда через полчаса я буду ждать вас у себя, на Набережной Орфевр.

Он повесил трубку и взял шляпу.

— Как вы думаете, беды не случится? — спросила госпожа Лоньон.

И так как Мегрэ глядел на нее, явно не понимая вопроса, она добавила:

— Он такой отчаянный и такой усердный, что иногда…

— Пусть войдет.

Лоньон промок до нитки. Брюки и ботинки его были в таком виде, что казалось, он шатался всю ночь по улицам. К тому же его замучил страшнейший насморк, и он ни на минуту не выпускал из рук носового платка. Слегка наклонив голову, как человек, ожидающий выговора, он застыл посреди комнаты, не подходя к Мегрэ.

— Садитесь, Лоньон. Я только что от вас.

— Что вам рассказала жена?

— Полагаю, все, что знала.

Наступила довольно долгая пауза, которой Лоньон воспользовался, чтобы высморкаться, но поднять глаза и посмотреть Мегрэ прямо в лицо он так и не решился. Комиссар знал, как обидчив Лоньон, и поэтому медлил, соображая, с чего лучше начать разговор.

Характеристика, которую госпожа Лоньон дала своему мужу, не была такой уж неточной. Этот болван от излишнего усердия постоянно попадал в дурацкие положения и был при этом уверен, что весь мир в сговоре против него, что все вокруг тайно строят козни, чтобы помешать ему получить повышение.

И удивительнее всего то, что инспектор Лоньон был вовсе не глупым и действительно на редкость добросовестным и честным человеком.

— Она лежит? — спросил он, прерывая затянувшееся молчание.

— Когда я приехал, она была на ногах.

— Сердится?

— Располагайтесь поудобней, Лоньон, и не отводите глаз. Вне зависимости от того, что мне наговорила ваша жена, достаточно взглянуть на вас, чтобы понять: с вами происходит что-то неладное. Вы мне непосредственно не подчиняетесь, следовательно, ваши дела меня как бы не касаются. Но раз уж ваша супруга обратилась ко мне, может быть, все же лучше посвятить меня в то, что приключилось. Как вы думаете?

— Думаю, вы правы.

— В таком случае я попрошу вас рассказать мне все, вы понимаете, все, а не почти все.

— Понимаю.

— Очень хорошо. Курите, пожалуйста.

— Я не курю.

Это было правдой. Мегрэ просто забыл, что Лоньон не курит из-за жены, которой делается дурно от запаха табака.

— Что вы знаете об этих гангстерах?

— Я думаю, это настоящие гангстеры.

— Американцы?

— Да.

— Как вы с ними связались?

— Сам толком не пойму. Я оказался сейчас в таком положении, что, наверное, лучше вам во всем чистосердечно признаться, даже если я потеряю из-за этого место.