
Онлайн книга «Сад радостей земных»
– Не говори глупостей, Клара. – И малыш тоже. Вдруг все про него позабудут. Ты всегда так спешишь… – Нет. – Я уже не маленькая, Лаури. Мне страшно, ты теперь со мной такое можешь сделать… – Я всегда о тебе заботился, детка. – О господи! – Просто ты хотела получить от меня больше, чем я хотел дать. Клара села на постели. Неохота было смотреть на Лаури. Как будто оба они преступники, оба – слабые, друг друга подозревают, и вовсе им не хорошо друг с другом, как было ей хорошо с тем малым с заправочной станции… он-то был не Лаури, а она все-таки чувствовала в себе Лаури. Жара, духота невозможная. Клара всегда любила эту спальню, а теперь комната будто чужая. Будто не только Лаури здесь нет места, но и ей тоже. Она вновь дала себя обнять. А память шарахнулась в прошлое, к другим его объятьям, и еще дальше, к той ночи во Флориде, много лет назад, когда он взял мочалку и принялся ее отмывать, отделывать на свой лад, а то она, видите ли, была для него плоха. Или, может, она не права, может, несправедливо судить его за это?.. Вспомнился тот, тогдашний Лаури и она сама – будто это было не ее тело, она тогда будто смотрела на себя со стороны. Лаури все тот же, и ее все так же отчаянно тянет к нему; быть с ним вот так – чего ей это стоило, каких неистовых усилий, и вот родилось это зернышко, любовь, которая останется в ней навсегда. Вовек не вырваться из его власти. И все равно сейчас она ему скажет совсем другое. – Нет, пожалуй, я с тобой не поеду, – сказала она. – Что? – Я не еду. Кончиками пальцев он тронул ее лоб – очень вышло странно. Лицо ошеломленное. Клара закрыла глаза, чтобы не видеть его таким. Ей стало тошно. – Ты не едешь со мной? – переспросил Лаури. Клара поднялась с постели, накинула халат. Ситцевый розовый халатишко, мятый и не очень-то чистый. Подошла к окну, выглянула. Лаури не шелохнулся. Немного погодя она обернулась, поглядела на него через плечо, прищурилась – вдруг увидит такое, чего видеть совсем не хочется. Лаури пристально смотрел на нее, легонько постукивая пальцами по зубам. – Передумала? – спросил он. – А я никогда по-другому и не думала. И Клара опустила голову Волосы томно, лениво колыхались, закрывая лицо. Наверно, она сейчас похожа на одну женщину на картине, той ничего не приходилось решать самой, ни о чем не надо было думать, у той все решилось просто: какой-то художник выбрал из всей ее долгой и сложной жизни одну только минуту, в эту минуту ее и нарисовал, а потом хоть пропади она пропадом – кому какое дело. – Ты хочешь всю свою жизнь дожидаться, пока умрет другая женщина? – Надо будет – подожду. – И твой сын это понимает? – А я не знаю, что он понимает. Он еще маленький. – Может быть, он понимает больше, чем ты думаешь. – Может быть. – Ну а Ревир? Вдруг ему скажут, что я приезжал? – Уж не ты ли ему скажешь? – Допустим, я. – Валяй говори, раз тебе так хочется. – Допустим, я ему расскажу и о том, что было раньше. Четыре года назад. – Валяй рассказывай. – И тебе все равно? Клара опустила глаза. – Ты ему не расскажешь, Лаури. – Почему бы и нет? – Потому что не расскажешь. Ты так не сделаешь. Оба помолчали. Клара подняла глаза, встретилась взглядом с Лаури, он смотрел прищурясь. – Почему это я так не сделаю? – спросил он. – Потому что знаешь – я тебя люблю. Не станешь ты мне вредить, на что это тебе. – А если ты меня любишь, какого черта… – Я теперь не такая, как была! – сказала Клара. – Я стала другая… я взрослая, у меня ребенок… у меня вон сколько времени было, я сколько обо всем думала… – Клара… – У тебя много всякого, о чем ты думаешь, а я ничего этого не понимаю, – сказала Клара. Она говорила тихо, спокойно, очень старалась, чтоб голос не сорвался на крик. – Мне за тобой не угнаться. Потому тебе и надо было другую женщину, и ты опять захочешь другую… – Если дело в этом… – Нет, не в этом. Я все равно бы с тобой поехала. Несколько лет назад поехала бы, не побоялась… черта с два я тогда боялась. А теперь все по-другому. – Клара, ты бы могла так мне помочь, если б захотела. – Ничего я не могу тебе помочь. Лаури тяжело дышал. – Мне худо было не только оттого, что меня ранило, тут еще другое, – сказал он. У него кривились, дергались губы, так трудно было ему об этом говорить. – Одно время я болел. Лежал в больнице в Вашингтоне. Пришлось им меня усмирять… очень они старались привести меня в чувство… – Господи… – прошептала Клара. – Я не хочу к этому возвращаться, понимаешь, думать об этом не хочу, – резко сказал Лаури. – Там, в Канаде, мы можем все начать сызнова, и малыш тоже, он так мал, ничего не смыслит… и у нас будут еще дети… – Лаури… – Не могу я ничего понять. Непонятная жизнь. Лаури закрыл глаза, крепко зажмурился, словно чтоб не видеть чего-то, что летает вокруг, метит в него. – Я не про то, что здесь. Здесь все спокойно. Вон сад у тебя… Все остается на месте. А там… не успеешь оглядеться, разобраться, все уже перевернулось. Как понять, что сам делаешь? Что творится вокруг? Не могу я так жить. – Лаури, послушай. – Не могу я так жить. Это меня угробит. – Лаури, я никак не могу с тобой поехать. Он минуту помолчал. – Ладно, – сказал он. Клара вышла на кухню и стала его ждать. На крыльцо поднялся Кречет – наверно, заметил ее. Тоненький, робкий, лицом вылитый отец, а волосы Кларины, он стоял на крыльце и смотрел в кухню такими глазами, словно время разверзлось перед ним как пропасть, словно он по-настоящему еще не родился. Так он стоял и робко ждал. Клара посмотрела на него как на чужого. Между нею и Лаури только одна преграда – этот малыш: не будь его, она бы наскоро собрала кой-какие вещички, они вдвоем добежали бы до машины Лаури, машина рванула бы с места – и кончено. А что там дальше – Канада, не Канада, будут еще дети, нет ли – плевать она на все хотела! Но вот он, мальчонка, стоит и смотрит на нее. И Клара сказала: – Иди в дом, Кречет, сейчас дам поужинать. Мальчик замялся. – Тот человек уезжает, – сказала Клара. Сын вошел. Не забыл притворить за собой дверь осторожно, без стука. Осторожно, почти хитро обвел глазами кухню, будто высматривал – может, что не на месте? Клара небрежно погладила его по голове, тяжело уронила руку ему на плечо. Мальчик слегка поморщился, но смолчал. Оба ждали, чтобы к ним вышел Лаури. |