
Онлайн книга «Сад радостей земных»
– Что-о? – Женился. – Где ж твоя жена? – Клара очень старалась, чтоб голос не дрогнул. – Не знаю. – Да-а… вот это мило. – Мы отделались друг от друга еще перед войной. Она там пробовала работать учительницей, хотелось ей чем-то заняться. Она родом из Далласа. Я так думаю, – Лаури закрыл глаза, прижал к сомкнутым векам бутылку, – я думаю, мы были влюблены, а потом что-то произошло. Она изводила меня и сама извелась. Боялась, что я бегаю за каждой юбкой. – Какая она была? – Не знаю. Как описать человека? Я никого не умею описать. – И прибавил: – Волосы у нее темные. – А-а. – Это уже давно было. Она со мной развелась. – Развелась? Очень странное слово, очень казенное, поневоле начинаешь думать про полицию, про суд и судей. Клара во все глаза уставилась на Лаури, точно хотела разглядеть, что переменил в нем этот развод. – А теперь ты ничего, всем доволен? – спросила она. Лаури засмеялся. В углах рта у него морщины. На миг закружилась голова: чужой человек! Кто он такой? – Это зависит от тебя, лапочка. – Да чего тебе от меня надо? Подлец ты! – горько сказала Клара. – Я теперь не сама по себе, у меня ребенок. И я выйду замуж. – Вот это мило. – Да. Он на мне женится. – Когда же свадьба? – Ну, попозже. Через несколько лет. – Когда? – Когда помрет его жена. Лаури ухмыльнулся, хотя ничего смешного тут не было. – Так, значит, ты сидишь тут и ждешь ее смерти? В городе говорят, она хворая, но она хворает уже десять лет. Хочешь ждать еще десять лет? – Мне тут хорошо. – Хорошо торчать вот так одной? – Я не одна, черт возьми совсем. У меня есть Кречет. И Ревир тоже, – прибавила она. – Мне сроду больше ничего и не надо было, только дом, свой дом, чтобы все устроить по-своему. У меня и собака есть, и кошки… И цветов сколько… и вот занавески я сама шила… – Это все очень мило, Клара. – Ага, мило, – подтвердила она. И отпила из горлышка. – Ты у меня ничего этого не отнимешь. – Ты можешь сама все это бросить. – А Кречет? – Он поедет с нами. – Куда ж это ты собрался? Ишь какой умный. Всегда у тебя свои планы, всегда ты знаешь, куда едешь. – Клара стиснула зубами горлышко бутылки. Лаури смотрел на нее так, словно вдруг, после стольких лет, пожалел ее, пожалел – и сам удивился. – Ты сегодня здесь, а завтра там, прикатил и опять укатил, я ни про что больше думать не могу, только про тебя, а ты взял и укатил – и крышка… И черт со мной. Никого не признаешь, только себя одного. – Не надо злиться, лапочка. – Стервец ты, только о себе и думаешь, что, неправ да? Взял и укатил, бросил меня, а теперь вон явился – сколько это прошло, четыре года? А я, значит, люби тебя, езжай с тобой… может, опять на три дня на побережье? А потом ты подвезешь нас с малышом обратно и дашь пинка под зад… Лаури откинулся на спинку кресла. Лицо у него было усталое. – Я не так о тебе думал, лапочка, – сказал он. Понимаешь… я думал, что не на такой женщине женюсь. – Сама знаю. – Мне надо было другое, лапочка. С тобой нельзя было поговорить. – А с той, в Мексике, можно было, да? – Да. – Может, поэтому ты ее и бросил? Раз она уж так тебе по вкусу, езжай и отыщи ее, – в бешенстве сказала Клара. – Она мне не нужна. – А я на кой черт тебе сдалась? – Я устал разговаривать. – Чего? Как это? – Я устал говорить и думать, как она. Устал думать. Клара опять поднесла к губам бутылку – только бы одолеть эту мерзкую, ненавистную дрожь. Чувство такое, словно собственное тело отдаляется от тебя, выходит из твоей власти и не желает больше слушаться. – Я тогда вступил в армию, лапочка, – сказал Лаури. – Вернулся в Штаты и пошел добровольцем, как раз вовремя. – Это как же? – Побывал в Европе – знаешь, где Европа? Мне нужен человек, который этого не знает. Лаури сказал это без улыбки. Погладил локоть Клары, плечо; она не отстранилась, следила, как движется его рука по ее загорелой коже. Пальцы его поросли светлыми волосками, и ей показалось – она их помнит, да-да, ей знаком каждый волосок. Ногти у него крепкие, в молочно-белых крапинках и не совсем чистые. Лаури посмотрел пристально, удивленно: – Ты очень изменилась, Клара. Теперь ты настоящая женщина. Она отвела глаза. – Я понимаю, почему он тебя любит. И не осуждаю его. Но он женат, у него семья… он ничего не сможет для тебя сделать. Ты и сама понимаешь. Ты никогда не сможешь войти в его дом, у тебя нет с этими людьми ничего общего. Он на тебе не женится. – Заткнись. – Клара, ты же знаешь, я прав. – Он меня любит. И какое твое дело… – Но сидеть тут и ждать чьей-то смерти… ждать, чтобы умерла женщина, которую ты даже не знаешь. – Не знаю, а все равно ненавижу! – вскинулась Клара. Это его позабавило. – Как же можно ненавидеть, если ты ее не знаешь? – Когда она умрет, он на мне женится. – И тебе правда хочется стать его женой? – Хочется. – Не верю. – Ну и пошел к чертям! И откуда ты такой взялся? Тебе все подавай готовенькое… даже сына, вон такого мальчонку – и то подавай. Верно? – Она задохнулась, испытующе поглядела на Лаури. Казалось, вот сейчас случится что-то ужасное, непоправимое. – Ну, раз это твой ребенок… – неопределенно сказал Лаури, и от этого им словно стало немного полегче друг с другом. – Спокойный мальчуган, тихий. – Он крепкий и растет быстро. И смекалистый. – Я сразу увидал, что это твой сын… – Лаури, ты зачем приехал? – Я давно собирался. Я ведь тебе писал, ты получила письмо? – Какое письмо? – Из Мексики. – Никакого я письма не получала. – Уж наверно, получила. – Нет, не получала. – Что же, этот негодяй не отдал тебе?.. – Нет. – Клара закрыла глаза руками. – Про что ж ты писал, про свою жену? Приглашал на свадьбу? – Опустила руки, посмотрела на него в упор. – Ты писал, правда? Уж и не знаю, верить тебе или нет… Женился там, и вообще… |