Онлайн книга «Как закалялась жесть»
|
— Хоть всю жизнь. — Ты меня любишь? — Черт возьми. Конечно, да. Нет, это слишком слабое слово. — Поклянись. — Клянусь нашим будущим ребенком. — Поклянись лучше своей диссертацией. — Клянусь диссертацией… Елена вытащила руку из его брюк, отодвинулась и сняла со стены трубку местного телефона. — Русланчик, — сказала она, пока Борис Борисович торопливо застегивался. — Мама просила вам передать, что мы очень заняты, у нас очень срочная работа… нет, она сейчас не может оторваться, она позже с вами поговорит… да, работа долгая… просила, чтобы вы все звонки заворачивали, она потом разберется… и еще. У нас тут Борис Борисович, помогает нам. Мама подтверждает свое распоряжение насчет него. Не выпускать ни в коем случае, что бы он вам ни говорил… Да, чуть не забыла. Тут ко мне должны прийти два молодых человека, вы их не обижайте. Конечно, мама в курсе. Она вам потом сама все скажет и прикажет… Разговор закончился. — Вот так, Борька, — улыбнулась Елена гостю. — Руслан в курсе наших дел, мать его взяла в долю. Назад пути нет, что бы ты сейчас ни решил. — А что решать-то? Азарт и алчность вытеснили страх. — На чьей ты стороне во время дворцового переворота. — Так это дворцовый переворот? — Как видишь. Борис Борисович глубоко вдохнул и шумно выдохнул. — Что надо делать? — спросил он. Словно в холодную воду нырнул. 55. Инструменты лежали в сухожаром шкафу — еще с ночи. Как в термостате. Елена перед сном выключила обработку, но биксы не вынула. И вот теперь ими занимался Борис Борисович: вынимал, осматривал, раскладывал… Гувернер выполнял функции ассистента; впрочем, ни на что другое он пока не годился, нервничал слишком. А Елена сегодня была главной в операционной. Впервые в карьере. — А это обязательно? — в который раз спросил ассистент. — Первым делом — обездвижить и деморализовать, — терпеливо повторила Елена. — Она сама так пациентов ломает. Ты же видел — там, в палате. — Да уж видел. — Обездвижить навсегда, сечешь фишку? Парализовать волю. — Как-то это странно… работодательницу. А тебе она вообще — родная мать… Он посмотрел на Эвглену Теодоровну, распластанную на операционном столе, и сразу отвел взгляд. — Мать? — изумилась Елена. — ЭТО?! Протри глаза! А фотки, думаешь, кто твоей жене послал? Работодательницу ему жалко! — Да не жалко мне. Просто… — Что, потряхивает? — Есть немного, — признался он. — Руки как будто чужие. — Ничего, обвыкнешь… * * * …Лампы давно разогрелись, халаты и стерильные перчатки были надеты. На икру наложен жгут — чтобы избежать кровотечения. Операционное поле, то есть кожа на лодыжке, стерилизовано (спиртом, затем йодом и снова спиртом, чтобы снять йод). Конечность обложена стерильными простынями. Время пилить… Пациентка очнулась, как только Елена сделала разрез, — пришла в сознание намного раньше положенного ей срока. Застонала, шевельнулась. — Ремни потуже, — скомандовала юная хирургиня. — Зажим, быстро. И колени держи. Ампутировали стопу. Раздевать Эвглену Теодоровну по этому поводу не стали, только оголили ноги. — Я же предупреждал, фармакологическое связывание — это не наркоз, — сказал Борис Борисович нервно. — Надо закись азота давать. Для начала. — Я сказала — зафиксируй ее! — Я в перчатках! — Переоденешь! — Ох, как же это все неправильно, непрофессионально, грязно… — Цыц! Критик хренов. Еще зажим! Женщина на столе попыталась открыть глаза. Веки не слушались, взгляд был мутен. — Не надо… закись азота… — отчетливо прошептала она. — З-зараза, — произнесла Елена. — Сосуды сочатся… — Затем громко: — Мама, как ты себя чувствуешь? — Тошнит… Не надо наркоз. Делай местную анестезию. — А выдержишь? Эвглена Теодоровна не ответила. Грудь ее размеренно поднималась и опускалась, глаза были закрыты. — Опять заснула, что ли? — удивилась Елена. — Ладно, местную, так местную… Спешно обкололи ногу новокаином. Потом молча ждали. Борис Борисович заменил перчатки; руки его тряслись. Елене показалось, мало дали новокаина, — еще добавили. Потом она осторожно потянула кожу в месте будущего распила… — Больше, больше оттягивай… — прошептала мать, не открывая глаз. — Четыре-пять сантиметров… минимум… Кожа на культе должна остаться лишней… — Знаю. — У нее чувствительность и так была потеряна, — сказал Борис Борисович срывающимся голосом. — Плюс новокаин. Думаю, все в порядке. Он был сильно возбужден. Елена зажала сосуды, вытянула и отсекла сухожилия, то же проделала с нервами. Завернула вверх мышцы — как рукав. Теперь — пилить кость. Кортикальный слой плотный, но внутри полость, там легче … Елена счастливо улыбалась. Когда она сняла надкостницу и опустила мышцы, Эвглена Теодоровна опять напомнила о себе: — Не забудь… сосуды перевязать… — Не забуду. — А зашивай кетгутом… не жалей… — Для матери ничего не жалко. Операция близилась к завершению: в полость раны вводились антибиотики, зашивались мышцы и кожа. — И трубочку поставь… — Да что ж ты все подсказываешь?! — восстала Елена. — Не подсказывай! А то я сама не знаю, что делать! Она оставила в ране резиновую трубочку, выведя конец наружу — чтоб избежать скопления жидкости и нагноения. — Ну, вот и все, — буднично сообщила она. Содрала перчатки. Аккуратно уложила отсеченную ступню в контейнер. Кивнула Борису Борисовичу: — Накладывай повязку. Затем отошла к окну и застыла, изучая взглядом бульвар… Ассистент некоторое время смотрел на нее — с восхищением и ужасом. Она вытащила из-под халата мобильник и вызвала чей-то номер. — Вадим? — сказала она в трубку. — Ну что, можете приезжать. Да, оба. Были, были затруднения, но… Устранены. Хирургическим путем, — она засмеялась. — Так что у нас день открытых дверей. Я тебя тоже… — Кому звонила? — поинтересовался Борис Борисович, возясь с бинтами. — Одному посреднику, которого эта медуза сдуру отшила. Скоро познакомлю. |