Онлайн книга «Как закалялась жесть»
|
— Елена… — позвала мать. — Ау. — Как же так… Елена? Как это все случилось? — Меня зовут Эвглена, — отозвалась дочь. — Эв-гле-на. 56. — Что это за человек — там, в палате? — спросил Борис Борисович. — Который? — Ну, такой… со слегка отталкивающей внешностью. — Муж матери, — сказала Елена. — Мой отчим. Хороший, кстати, мужик. — А чего он такой… неполный? Если хотели обездвижить, достаточно ногу. Ну, еще кисти. — Мужик немножко сдвинутый, в смысле, психически. Сам себе портит конечности, их приходится ампутировать. Болезнь даже такая есть… — Аутоапотменофилия, — кивнул Борис Борисович. — Навязчивое желание перенести ампутацию. — Вот-вот… Кажется, поверил. Гувернер теперь во что угодно готов был поверить: критика съехала до нуля. Но можно ли верить ему, подумала Елена. Прагматик-то он прагматик, все сделает ради денег (ради денег моей матери) либо от страха. Либо от того и от другого в сумме. Но… Кто-то же убил мента и тетю Тому, кто-то превратил китайца в растение? Борьку надо проверить. И проверим! Не зря же я затащила его сюда… Сидели на материной кровати — в будуаре, ясное дело. В том самом месте, где обычно заканчивается любовь и начинается бизнес. Елена сказала после операции, что ей срочно необходимо расслабиться, а Борька намека не понял, все допытывался, когда же они возьмутся за следующего пациента. Ему было все равно, кого потрошить, хоть Сергея, хоть музыканта, лишь бы скорей, лишь бы по-настоящему, — в глазах огонь, в руках зуд, — вошел во вкус, интеллигент! Елена заявила, что смертельно устала, однако Борька снова ничего не понял, принялся выспрашивать про эту штуку с крышкой, в которую она положила отрезанный от матери кусок, и даже задал совершенно неуместный вопрос: зачем сохранять человеческие фрагменты, непригодные для целей трансплантологии, — и тогда она закрыла его рот поцелуем… Елена уронила партнера на подушки и села на него сверху. — Да что мы о всякой херне? — крикнула она. — Требую релакс! — Психичка! — сказал он, притягивая ее к себе. — Будет тебе релакс, будет тебе стимуляция эндогенных [16] психотропов… Она дала ему время разгореться и воспылать. Позволила его рукам лазить, где вздумается. Но едва лишь он попытался снять с нее футболку — вырвалась, спрыгнула на пол и полезла в туалетный столик. — Ты чего? — Эндогенных мало, — пояснила она, вытаскивая ящички. — Требую чего-нибудь экзогенного. [17] — Выпивку ищешь? — Нет, не выпивку. — А что? — А вот это, — показала она ампулу. — Чтобы закрепить наш союз. Кетамин. Борис Борисович рывком сел. — С ума сошла? Я колоться не буду! — Кто тебя заставляет колоться? Не надо колоться. Мама один фокус знает… — Елена достала закопченную ложку и зажигалку, — …мне однажды показала. — Надломила ампулу и заполнила ложку раствором. — Смотри… Щелкнула зажигалкой, поднесла огонек. Жидкость быстро запузырилась. — Сейчас все лишнее выпарится. Получим чистейшую, кристальнейшую, безупречнейшую диссоциацию сознания. Знаешь, что такое диссоциация сознания? — Да побольше тебя. Реальные картинки смешиваются с глюками. — В данном случае только с приятными. И никакого похмелья. — Насчет похмелья — спорно. Я только не понимаю, зачем нам это… — Хочу! — капризно сказала Елена. Она выключила зажигалку. На дне ложки остался белый порошок. — Подождем, пусть остынет, — она положила наркотик перед зеркалом… И вдруг принялась раздеваться. Отвлеклась на пару секунд, чтобы расстегнуть Борису Борисовичу брюки и рвануть на нем рубашку. Посыпались пуговицы. — Давай, давай. Трахнемся с кайфом, вот зачем. Не боись, я пробовала. — Пробовала? — спросил гувернер потрясенно. — Ты, девочка, даешь… Разделись быстро. Оба. Он стоял — слегка поплывший, плохо соображающий, что делать дальше. Елена сорвала с постели одеяло: — Ну ты, каменный! Согрей барышне ложе. Он неловко полез на кровать. Она взяла ложку с кетамином. — Остыла кашка? Остыла… Эй, смотри, как надо. — Макнула палец в порошок и промазала себе нос. — Вот ты и нашел свою сказочную принцессу, богатырь. Не отставай, а то улечу одна, без тебя. На! Он медлил. — Да бери же! Он отвел ее руку. Тогда Елена залезла следом на кровать, встала перед гувернером на колени (соски — точнехонько в его побледневшее лицо), сунула ему под нос ложку и нехорошо спросила: — Проблема? Трабл? — Ноу трабл, — попытался он улыбнуться. — Просто… Она вдруг чихнула, успев отвернуться. — Просто, ты трус и ханжа. Это первое. Второе — ты мне не доверяешь. Она осторожно вернула ложку с порошком на туалетный столик, упала на спину, заложив руки за голову, и закончила мысль: — А если не доверяешь, пошел отсюда на хер. Не ломай кайф, мудила нудный. Нудила мутный… Молчаливая борьба между страхом и алчностью опять исказила лицо мужчины. Впрочем, длилось это лишь миг. — Хорошо, — решился он. — Отравимся вместе. Храбрился, чудак. — Сиди, я все сделаю, — произнесла Елена с нежностью. Она самолично обработала его ноздри порошком — чтоб наверняка и без сюрпризов. Результата ждали, взявшись за руки. Спустя несколько минут Борис Борисович внезапно замер — с опущенными веками. Тут же раскрыл — нет, распахнул глаза и с изумлением оповестил окружающий его мир: — Я не понимаю! А где прямые углы? Зрачки в его глазах играли, выплясывая бешеный танец. — Фантастика! — прошептал он. — Радуга — во всю глубину! Это был «приход»… * * * Елена села по-турецки, поджав ноги, и натянула на плечи одеяло. Устала. Так мало сделано, столько еще предстоит, а уже устала… Кусок дерьма, уткнувшийся ей в живот, восторженно изрек: — Влагалище — это мировой океан! И наоборот! Ух, ты! Если падать, то в бесконечность! Марианская впадина… — Я держу тебя, — отозвалась Елена и зевнула. — Спасибо, леди. Солнечные блики играют на «барашках» волн. Какие очаровательные бирюзовые кудряшки! Я так и знал, что ты красишься. Надо быстрее. Осторожно, Ленка, двери комкаются. Придержи створки. |