
Онлайн книга «Как закалялась жесть»
— У нас «аккорд», коллега! Тебе Вадька рассказывал, что такое «аккорд»? — Вадька рассказывал, — буркнул Балакирев. — Трупу инфекция не страшна, — сказала Елена. — Ты, главное, успокойся. По первому разу непривычно, я понимаю. — А чего непривычно? — браво расправил плечи Стрептоцид. — Нормальное потрошилово. — Маньяк-самоучка, — пошутил Балакирев. — Почему самоучка? Па-апрашу! Лауреат президентской стипендии! — Трепачи, — с удовольствием констатировала Елена. Впервые в операционной была отвязная, раскованная атмосфера. Тело Бориса Борисовича лежало на столе под лампой, полностью готовое к употреблению. — Поехали, — сказала Елена. Дружно сменили перчатки. И закрутился маховик, изящно поименованный одним из участников процесса, как «потрошилово»… * * * …Руки членили на специальном столике, отставленном вбок от основного операционного стола. Елена и Стрептоцид работали поочередно, давая друг другу отдых. Лишь Балакирев вкалывал без замен: раз за разом подносил контейнеры, в которые сам же и закладывал готовые фрагменты. Контейнеры хранились в кладовке. Их пока еще хватало, мать была запаслива, однако Елена озабоченно прикидывала, что же делать, когда невероятный по объему заказ Неживого будет сдан… Разумеется, клиенты-москвичи исправно возвращали эту специфическую тару обратно, но Виктор-то Антоныч грозил отправить их не куда-нибудь — англичанам! Вряд ли оттуда вернется хоть что-то… впрочем, вопросом этим можно и нужно озаботить посредника. — А хорошо придумано, — с восторгом сказал Стрептоцид. Оказывается, его мысли двигались в параллельном направлении. Пока она возилась с плечевым суставом, он подробно рассматривал один из контейнеров. — Ваша система перевозки мяса проста до гениальности, коллега… — Стрептоцид причмокнул. — С виду — кастрюлька как кастрюлька, а внутре у нее… сюрпрайз! Где делают? — На заводе «Ленинец» в Питере. Конверсионное производство. Только их ведь совсем для другого делают, это уже мать под наши дела приспособила. Система и впрямь была проста и эффективна. Абсолютно герметичные «кастрюльки» были предварительно обработаны охлажденным газом, затем закрыты. В таком виде они ждали своего часа сколь угодно долго. — Не говори «мясо», — ворчливо произнесла Елена. — Говори «игрушки». Привыкай пользоваться рабочей терминологией. Специфика товара требует осторожности и такта, особенно в переговорах. — А правда, что у твоей досточтимой мамаши погоняло «Купчиха»? — Погоняло у блатных. У порядочных людей — ники или псевдонимы. — «У порядочных»!.. — Балакирев раскатисто хохотнул. — Чего ржешь? — Кошерно сказано! — Заявка на роман «Идиот», присланная неизвестным автором, — прокомментировал Стрептоцид. Все улыбались. Было весело… * * * …Когда занялись нижними конечностями, Елена спросила: — Кстати, а тебя почему называют Стрептоцидом? Добровольный помощник объяснил: — Потому что я только в первую секунду кажусь сладким. На самом деле я горький. — А лыбишься по-доброму. — Улыбка, моя госпожа, это чисто животное движение, изначально предназначенное устрашить врага — показать зубы, оскалиться. (Он с удовольствием продемонстрировал свои клыки. ) То есть ничего доброго в улыбке, по здравому размышлению, быть не может… Он поправил очки испачканным в крови пальцем. * * * …Когда Борису Борисовичу вскрыли брюшную полость, Елена изрекла, обращаясь к его изрядно укороченному телу, лежащему на хирургическом верстаке: — «Обрюхатил», говоришь? Хорошее слово… Я думаю, ты мне с три короба наврал, принц. Небось, не от твоего дружка, а от тебя самого та девчонка и залетела. А ты ей взял и криминальный аборт прописал… фельдшер… Это поразительно, но Елена была права! Жаль, что никто не мог в этот момент подтвердить ее ослепительную догадку… * * * …Когда очищенную от лишних деталей голову укладывали в контейнер, Стрептоцид полюбопытствовал: — Неужто и такая безделушка в дело идет? — Да в книге одной написано, что сырой мозг на тарелке — это завтрак для чемпионов. Вечная молодость и все такое. Кое-кто поверил. — Автор книги, разумеется, из Москвы. — Не помню, а что? — У нас все приличные авторы в Москве, это общеизвестно. Ты сама, кстати, не пробовала…кх-кх… сей завтрак для чемпионов? Вдруг правду написали? — Во-первых, с меня хватит и вороньего мяса… — Пардон муа? — Неважно, проехали. Во-вторых, я и так номер один. — А вот это — точно… * * * …Когда оставшиеся от разделанной туши субпродукты побросали в мусорный мешок, когда в коридоре вырос штабель готовых к транспортировке контейнеров, когда мужчины, с разрешения хозяйки, тяпнули по паре глотков неразбавленного спирта, Вадим Балакирев сгреб в охапку обоих компаньонов и сообщил им, блаженно заглядывая в лица: — Понтово! Йесс? Елена содрала с руки перчатку и провела пальцем по его забрызганной красными капельками щеке: — Что понтово, медвежонок? — Все понтово, что в кайф. Он был, по обыкновению, краток, но емок… * * * …Когда позвонил посредник, обещанный полковником Неживым, товар был уже спущен вниз, в кабинет Эвглены Теодоровны. Новая знать благополучно обживалась во дворце страданий. 60. — Теперь-то ты можешь все рассказать? — говорю я Эвглене. Она долго молчит. Наконец рожает: — Могу. Она уже не плачет, и совершенно зря. Если долго оплакивать себя, целеустремленно обезвоживая организм, — возможно, не пришлось бы просить супруга сыграть роль Отелло. — О чем ты хочешь спросить, Саврасов? — Да хотя бы куда вы деваете все то, что от нас отрезаете. Опять молчит. — На что пошли мои ноги? — почти кричу я. — А моя рука?! — Ты уверен, что хочешь это знать? — А что еще мне, по-твоему, остается хотеть? Я понять хочу! Я даже жить хочу меньше, чем понять! — Человека продать по частям выгоднее, чем целиком… — задумчиво произносит она. — Я надеялся, что ты еще раз мне это напомнишь. |