
Онлайн книга «Люди огня»
![]() — Поздно. Я слишком далеко зашел. — Поздно не бывает. Когда-то я стоял у окна, у которого молился, и думал о смерти, потому что мои грехи невозможно искупить. — Какие ваши грехи! — Считать себя величайшим из грешников — форма гордыни. — Вы напрасно тратите слова. Я верен ему. Он — великий человек. — «Человек»! Ты сам сказал. А выдает себя за Бога. — Он способен на то, что невозможно для человека. — Да, у нас сильный враг. Но ему недолго осталось. — Он вам враг, не мне. — Тебе тоже. В том-то и дело! Ты не понимаешь! Он погибнет, и вы все погибнете вместе с ним. — Пусть. Я уже выбрал. Какой у меня выбор! Что, пойти с тобой? Босиком по пустыне? Я — Великий Инквизитор огромной Империи. От таких должностей не отказываются! Вы сами виноваты. Я помню ваш колледж. Эти бесконечные соревнования классов, эти списки лучших учеников. Как я радовался, когда попадал на вершину списка… Я попал на вершину списка, святой Игнатий! И я с нее не сойду! Он вздохнул. — Тогда пошли. Или ты убьешь меня прямо здесь? — Пошли. В последнее время вошло в моду оправдывать предателей. Иуда, Брут, Ганелон… Как можно совершить такое ради денег, карьеры или власти? Тут более благородные причины: самопожертвование, любовь к свободе, даже преданность. Бред! Все проще и грубее: деньги, карьера, власть. Оправдания придумываем мы сами. Мы вышли на тюремный двор. Небо прояснилось, по небу неслись облака, и в разрывах сияло солнце. На траве чернела вчерашняя кровь. — Ты позволишь мне помолиться? — тихо спросил святой. — Да. Лойола преклонил колени: Душа Христова, освяти меня. Тело Христово, спаси меня. Кровь Христова, напои меня. Вода ребра Христова, омой меня, Страсти Христовы, укрепите меня. Я достал пистолет, который последнее время всегда носил с собой. Взвел курок. Лойола, казалось, не услышал. Он продолжал, уверенно, страстно: Благий Иисусе, услыши меня: В язвах Твоих сокрой меня. Не дай мне отлучиться от Тебя. От лукавого защити меня. В час смерти моей призови меня И повели мне прийти к Тебе, Дабы со святыми Твоими восхвалять Тебя Во веки веков. Аминь. В этот момент я выстрелил ему в голову. Свет! Огромный шар света, словно шаровая молния. Он поглотил меня. Я задохнулся и потерял сознание. …Я обнаружил себя лежащим на земле. Навзничь. В небе прибавилось голубизны. Сияло солнце. Я приподнялся на локте и увидел кровь. На траве, на рубашке, на ладонях. При выстреле в голову бывает много крови. Где-то я читал об этом. Марк неумело перебирал струны. Три аккорда. Я и не думал, что он вообще когда-нибудь держал гитару в руках. Он хрипловато запел. Что-то о «наших ребятах». Я лежал, развалившись на диване. Уши вяли. Я не сноб, и с музыкой у меня не очень, но трех аккордов мне мало. — Да ты не переживай, Петр, — сказал он, прервав пение. — Мы на войне. После первого убийства всем дерьмово. — Когда выстрелом в затылок — это не война. — На войне, знаешь, всякое бывает. — Да и не первое… Был Сугимори, потом — смертные приговоры. Здесь другое… Когда-то я преклонялся перед ним. Нас так учили в колледже святого Георгия. Я убил кумира. «Встретишь святого — убей святого». Освобождение от самодовлеющих стереотипов. Я говорил в пространство, не надеясь, что Марк поймёт меня. Впрочем, почему не поймет? Умный мужик, просто не очень образованный. Он отложил гитару и достал сотовый. Обнадеживающе посмотрел на меня. — Такаги-сан?.. Через часок… Пропустят… Нет, немного. Пару ящиков… Да, парочку… Ждем. — Это кто? — Хозяин ресторанчика. Тебе расслабиться надо. — Ох, Марк, пить с горя — последнее дело. — Это смерть предателя — горе? — Нет. Смерть души. — Ну, это не ко мне. Это к Господу. — Не хочу я с ним разговаривать! Марк пожал плечами: — Ну и не надо. Послышалось шуршание раздвигаемых перегородок. На пороге стоял пожилой японец, две девушки в кимоно и двое слуг. Все низко кланялись. Рядом с ними на полу помешались два пластиковых ящика. Девушки несли какие-то музыкальные инструменты с длинными грифами. Я поискал в памяти названия: сямисэн, китайская цитра… Впрочем, я лютни от мандолины не отличу, не то что цитры от сямисэна! Марк изобразил легкий поклон и поманил гостей. Ящики перекочевали в комнату. — Марк, ты что, с ума сошел? — прошептал я по-русски. — Два ящика водки? — Да какая водка! Сакэ это. Шестнадцать градусов. Бражка рисовая! — Но два ящика! — Да ладно тебе. У низкого столика рядом с моим ложем уже хлопотали японцы. Я так и не сменил позы. Японцы не удивились. Такаги достал странный предмет, похожий на средневековый матерчатый кошель, набитый деньгами, но раза в три больше, и водрузил его на стол. «Кошель» был зеленоватого оттенка с вытканной на одной стороне большой хризантемой. Над «кошелем» помещался металлический крут с отверстиями. Наконец до меня дошло. Японец вынул спички и зажег газ. Газовая горелка. В «кошеле» очевидно, небольшой баллон. Девушек можно было бы назвать симпатичными, если поубавить белил. К тому же я совершенно не понимаю зачем сбривать брови и рисовать их на лбу на три сантиметра выше, чем нужно. Прелесть черненых зубов также недоступна для моего грубого европейского вкуса. Я люблю естественность. На одной из них было малиновое кимоно с крупными белыми цветами, на другой — розовое с бледно-голубыми. Вот это действительно красиво. — Тани, — поклонилась одна девушка. — Токи, — другая. И Тани (а может быть, Токи, я немедленно забыл, кто есть кто) поставила на горелку глиняный кувшинчик, наполненный сакэ. К сакэ полагались суси, точнее макисуси — рисовые столбики, обернутые чем-то черным. Я предположил, что рыбьей кожей. Ими уже был уставлен весь стол — сортов десять, аккуратными партиями по семь штучек на деревянных подносиках. Как шашки. |