
Онлайн книга «Ну точно - это любовь»
— Джон, пожалуйста, не сердись. Ты же знаешь, что я права. Он посмотрел на нее, открыл рот и закрыл. — Хорошо, — отрезал он. — Хорошо, ты права. И что мы теперь будем делать? Признаваться начистоту? Она снова обняла его. — Нет, глупый. Мы просто два человека, которые хотят узнать друг друга получше. Мы будем… разговаривать. Но не сейчас, ладно? А то получится смешно. Как интервью. Давай пойдем и посмотрим на остатки кораблекрушения. — Здесь было кораблекрушение? Джейн взяла его за руку и потянула за собой. — Да, было. Корабль британских ВМС «Мартин» принимал участие в войне в начале восемнадцатого века. Где-то под Кейп-Мэй есть еще один корабль, «Атлантина» — через «н», не «Атлантида», а «Атлантина». Это был экспериментальный корабль, построенный во время Первой мировой войны. Из цемента. А потом удивлялись, почему он затонул. — Прямо как Атлантида. Ты любишь историю, правда, солнышко? — Да. А ты? — Не слишком. Может, вернемся в комнату и сотворим немного этой истории? — О, Джон, — выдохнула она. — О, Джейни, — передразнил он. — Ну и? — Хочешь заставить меня это сказать, да? — Если смущаешься, можешь просто кивнуть. Джейн кивнула, и он сгреб ее в охапку, будто она весила меньше двухлетнего ребенка, и понес к велосипедам. Корабли подождут… Они собирались творить историю. Джон пел в ванной что-то из репертуара Элвиса — возможно, из уважения к Дувоп. Элвиса он пел не лучше, чем Спрингстина, но Джейн все равно улыбалась, расчесываясь перед зеркалом. Они заказывали еду в номер ночью и утром. И если бы не запланировали встречу с Генри и Брэнди, то не выходили бы из комнаты весь день. Прошлой ночью они вышли на балкон. Джон в одних трусах, Джейн в простыне со своей кровати — им понадобились обе кровати, так или иначе, — и смотрели на фейерверк над пляжем и океаном. — Подумать только, я собиралась жечь бенгальские огни с родителями. Потом смотреть концерты по Пи-би-эс и лечь спать в одиннадцать, — произнесла она, прислоняясь к его обнаженной груди. Он ткнулся носом ей в шею и сказал, что лучшие фейерверки случаются дома, и она пропустила кульминацию на пляже, с радостью променяв ее на вспышки цвета под закрытыми веками, когда он любил ее, обнимал и показывал, что на самом деле значит «праздновать»… Джейн покраснела и отвернулась от зеркала. Надо сосредоточиться на других вещах, а не на том, что Джон не может от нее оторваться… А она не может оторваться от него. И они разговаривали. Во всяком случае, она. Он задавал такие хорошие вопросы, ему было все интересно. И она рассказывала о своем детстве, о родителях, о Молли. — Молли, — Джейн отложила расческу, схватила телефон и набрала домашний номер кузины. — Привет, можете говорить со мной. А я поговорю с вами, только позже. Дождитесь короткого… Джейн повесила трубку. До этого она оставила уже пять сообщений. Она позвонила и на мобильный, без особой надежды, но Молли ответила со второго гудка. — Молли! — Джейн буквально влезла в телефон. — Где ты? Почему не звонишь? Тебе нужно приехать сюда. Сегодня вечером, крайний срок — завтра утром. — Я не смогу, Джейни, — Молли, похоже, ее не слышала. — Что значит — не сможешь? Молли, я достала тебе сенсацию. Это больше того, что ты хотела. Гораздо больше. Пулитцер, помнишь? «Спаси меня, Джейни, спаси мою работу!» Припоминаешь, Молли? И где ты? Ты так и не сказала, где ты, — Джейн сощурилась. — Ты в Канкуне? — В Канкуне? Ты что, сейчас же не сезон. Хотя кому я это говорю — женщине, которая ездила в Диснейленд в августе. Лучше уж сразу нацепить мышиные уши, включить печку и расплавиться. И ездила ты с родителями. Помощь нужна тебе, Джейни. Серьезная помощь. Тебе надо из этого вырваться. Кстати, о «вырваться», как там препод? — Молли, — Джейн присела на край незаправленной кровати, — ты не собьешь меня своими остроумными комментариями. Где ты и почему не можешь приехать? — Я бы сказала тебе, что в Париже, но ты бы не поверила, потому что там телефон был бы недоступен. — Правда? — Черт. Какую возможность упустила. Я все время забываю, что ты живешь в стране «Фишер-прайс» [25] и ничего не знаешь о взрослых игрушках. Кстати, о «взрослых игрушках», ты не сказала — как там препод? У Джейн щелкнуло в голове, и она посмотрела на дверь ванной. Ужасное пение смолкло. Шум воды тоже. Джон вот-вот выйдет, и придется объяснять ему, что с Молли все сложно, что она просто… просто Молли. — С ним все нормально. Он… внизу, проводит семинар. Слушай, мне пора. Когда тебя ждать? — Джейни, радость моя, меня не надо ждать, — ответила Молли. — К сожалению, у меня другие планы. И я ушла из газеты. Там никакого будущего. — Ты ушла… какие планы? — Разумеется, спасти репутацию «Беззаботного детства». — А что с моей репутацией? — Я рассказала профессору, он все тебе объяснит. Я пойду на любую жертву ради моей любимой кузины Джейн. Тут Джейн окончательно запаниковала: — Жертва для тебя — это ходить две недели без педикюра. Что происходит? — Если я скажу, ты сюда примчишься, поэтому не буду. А сейчас я кладу трубку. Да, Джейни, спасибо тебе! Огромное спасибо. Мое имя чудесно засияет в огнях рампы. — Нет, подожди. В каких огнях? Молли! Молли! Черт! — Что-то случилось, солнышко? — спросил Джон. Он прикрылся только маленьким белым полотенцем, что было бы приятным зрелищем, не будь она так расстроена. — Я еще не надел линзы, поэтому ты слегка расплываешься, но, по-моему, ты нахмурилась. Очень красиво нахмурилась. — Ты говорил с Молли? Ты ничего об этом не сказал. И что она тебе сообщила? Он взъерошил мокрые волосы и искоса посмотрел на нее: — Она взяла с меня клятву держать все в секрете. Прости. Джейн приподняла трубку и снова положила ее. — Она только что освободила тебя от клятвы, так что выкладывай. Джон присел рядом и глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями. — Хорошо. Кто-то проводил собеседование с каким-то дядей, который думал, что может — ну не знаю — оставить в твоем заведении двоих племянников на две недели в июле начиная с прошлого понедельника. Но тот, кто с ним беседовал, решил, что речь об августе. Когда я говорил с Молли, она ждала, что этот дядя объявится и разнесет все здание. А что, разнес? — Но ведь мы закрыты. Она должна была сказать, что мы закрыты. Что еще она… о господи! |