Онлайн книга «Смерть - дело одинокое»
— Я имею в виду… — Знаю, что вы имеете в виду, — терпеливо проговорил Крамли. Он смотрел вдоль улицы, словно видел там, вдалеке, мой дом, письменный стол и машинку на нем. — Вы зациклились на какой-то удачной мысли, вернее, вообразили, что она удачная. И вас залихорадило. Наверно, вам сейчас хочется только одного: вскочить в большой красный трамвай, поймать этого пьяницу и задержать его. Но если вы и вскочите туда, его там не окажется, а если окажется, то выяснится, что это не тот пьяница или вы его просто не узнаете. Вот вы и сбиваете пальцы в кровь, колотя по клавишам своего «Ундервуда», ведь материал «идет здорово», как говорит Хемингуэй, а ваша интуиция отрастила такие щупальца — чувствительней не бывает! Но все это бредни, и я не дам за них даже трех центов. Крамли стал обходить свою машину, в точности как во время нашей вчерашней катастрофической встречи. — Нет, нет, постойте! — закричал я. — Не вздумайте снова удрать! Да вы…, знаете…, что с вами? Вы просто ревнуете! Крамли так круто повернул голову, что она чуть не оторвалась. — Я…, что?! Мне показалось даже, что его рука дернулась к револьверу, которого не было. — И…, и… — совсем запутался я. — У вас все равно ничего не выйдет! Моя наглость потрясла его. Он вытянул шею и уставился на меня поверх машины. — Не выйдет что? — Что бы вы ни затеяли! Ничего не получится! — выкрикнул я. И сам онемел от изумления. Не помню, чтобы я когда-нибудь так орал на кого-то. В школе я был пай-мальчиком и тихоней. Стоило кому-то из учительниц нахмурить брови, и я замирал. А тут пожалуйста… — Пока вы не научитесь, — начал я, запинаясь и заливаясь краской, — пока не научитесь прислушиваться к желудку, а не к голове… — Смотри «Философские советы своенравным сыщикам». — Крамли прислонился к машине, словно без нее он тут же грохнулся бы наземь. Фыркнув, он прикрыл рот ладонью и, давясь от смеха, пробормотал: — Продолжайте. — Да вы же не хотите слушать. — Давненько мне не приходилось смеяться от души, малыш. Губы у меня снова склеились, я закрыл глаза. — Продолжайте, — уже мягче сказал Крамли. — Просто, — медленно начал я, — я уже давно понял, что чем больше думаю, тем хуже у меня идет работа. Все считают, что нужно думать целыми днями. А я целыми днями чувствую и запоминаю, пропускаю через себя и записываю, а обдумываю все это в конце дня. Обдумывать надо потом. Лицо Крамли как-то странно засветилось. Он склонил голову набок, поглядел на меня, потом склонил ее на другой бок, точь-в-точь обезьяна в зоопарке, когда она смотрит на вас сквозь прутья клетки и гадает, что это за диковинный зверь там, снаружи? Затем, ни слова не говоря, не засмеявшись, даже не улыбнувшись, Крамли уселся в машину, спокойно включил зажигание, мягко нажал на газ и медленно, очень медленно тронулся с места. Проехав ярдов двадцать, он затормозил, немного подумал, дал задний ход, повернулся, чтобы посмотреть на меня, и закричал: — Святый Боже Иисусе! А доказательства? Черт вас побери! Доказательства где? И я с такой поспешностью вытащил из кармана правый кулак, что чуть не разорвал куртку. Я выставил кулак вперед и наконец-то разжал дрожащие пальцы. — Вот одно, — сказал я. — Вам известно что-нибудь про это? Нет. А мне известно? Да. Знаю я, кто этот старик? Знаю. А вы знаете его фамилию? Нет! Крамли положил голову на скрещенные на руле руки и вздохнул. — Ладно. Выкладывайте. — Это, — начал я, глядя на комочки мусора в руке, — это маленькие А, крошечные Б и тоненькие В. Целый алфавит, буквы, выбитые компостером из трамвайных билетов… Вы ездите на машине и давно всего этого не видели. А я, бросив ролики, только и делаю, что хожу пешком или езжу на трамвае. Я в этих бумажках по самые уши! Крамли медленно поднял голову, стараясь не выказывать своего интереса и нетерпения. Я продолжал: — Этот старик всегда набивал такими бумажками свои карманы на трамвайной остановке. Он разбрасывал их, как конфетти, в канун Нового года и в июле и кричал: «Счастливого Четвертого июля!» [30] Когда я увидел, как вы выворачиваете карманы этого бедняги, я сразу понял, что знаю, кто это. Ну, что скажете? Наступило долгое молчание. — Черт! — Казалось, Крамли молится про себя: глаза у него закрылись, как мои всего минуту назад. — Помоги мне, Господи! Садитесь. — Что? — Садитесь, черт побери! Придется вам доказать то, что вы сейчас сказали. Вы думаете, я идиот? — Да. То есть, я хочу сказать, нет. — Я с трудом открыл дверцу, так как все еще прятал левый кулак в кармане. — А вот эти водоросли сегодня ночью кто-то оставил возле моих дверей и… — Заткнитесь и возьмите карту. Машина рванулась вперед. Я вскочил в нее в последний момент и порадовался, что успел застегнуть ремень. * * *
Мы с Элмо Крамли вошли в пропахшее табаком помещение, где днем всегда было темно, как на чердаке. Крамли взглянул на пустующее место между стариками, — они клонились друг к другу, словно высохшие плетеные стулья. Крамли шагнул вперед и, протянув руку, показал им слипшиеся буквы-конфетти. У стариков было уже два дня, чтобы собраться с мыслями и подумать о пустующем между ними месте. — Сукин сын, — прошептал кто-то из них. — Если коп, — проговорил другой, блеснув глазами на бумажную массу в руке Крамли, — если коп показывает мне это — значит, он нашел это в карманах Уилли. Хотите, чтобы я его опознал? Двое других стариков отвернулись от говорившего, как будто он сказал что-то неприличное. Крамли кивнул. Старик трясущимися руками оперся о трость и стал подниматься. Крамли попытался было ему помочь, но старик наградил его таким яростным взглядом, что детектив отступил. — Обойдусь! Старик с силой застучал палкой по деревянному полу, словно хотел наказать его за плохие новости, и скрылся за дверью. |