Онлайн книга «Смерть - дело одинокое»
Но Крамли уже ушел. * * *
Крамли не звонил двадцать четыре часа. Стиснув зубы так, что они чуть не начали крошиться, я взнуздал свой «Ундервуд» и стремительно загнал Крамли в каретку. «Говори!» — напечатал я. — Как получилось, — отозвался Крамли откуда-то изнутри моей чудесной машинки, — что вы мне то нравитесь, то я злюсь на вас, как черт? Потом машинка напечатала: «Я позвоню вам, когда старушка с канарейками умрет». Как вы понимаете, я еще много лет тому назад липкой лентой приладил к своему «Ундервуду» две бумажки. На одной значилось: «ПРИЕМ СПИРИТИЧЕСКИХ ПОСЛАНИЙ», на другой крупными буквами было выведено: «НЕ ДУМАЙ!» Я и не думал. Я просто давал возможность приспособлению для приема спиритических посланий стучать и клацать. «Сколько еще мы вместе будем биться над этой загадкой?» «Загадка? — ответил Крамли. — Загадка — это вы». «Согласны вы стать персонажем моего романа?» «Уже стал». «Тогда помогите мне». «И не рассчитывайте. Дохлое дело». «Черт побери!» Я вытащил лист из машинки. И тут зазвонил мой личный телефон на заправочной станции. * * *
Мне показалось, что до будки я бежал миль десять, думая: «Это Пег!» Все женщины, с которыми меня сводила жизнь, были либо библиотекаршами, либо учительницами, либо писательницами, либо продавали книги. Пег совмещала по крайней мере три из этих профессий, но сейчас она была далеко, и это приводило меня в отчаяние. Живя все лето в Мехико, она занималась испанской литературой, учила язык, ездила в поездах с коварными пеонами и в автобусах с безмятежными нахалами, писала мне пылающие любовью письма из Тамазунхале и скучающие — из Акапулько, где солнце было яркое, а умы местных жиголо яркостью отнюдь не поражали, во всяком случае, не поражали Пег — поклонницу Генри Джеймса [32] и консультантшу по Вольтеру и Бенджамину Франклину [33] . Она повсюду таскала корзинку для завтрака, набитую книгами. Я часто думал, что, наверно, за ужином вместо сандвичей она закусывает братьями Гонкур [34] . Пег. Раз в неделю она звонила мне из какого-нибудь заброшенного городка, славного своей церковью, или из большого города, то только что выбравшись из катакомб с мумиями в Гуанахуато [35] , то едва успев отдышаться после спуска с Теотихуакана [36] , и мы в течение трех быстро проносящихся минут слушали, как бьются наши сердца, и твердили друг другу все те же глупости — это была своего рода литания, всегда сладостная, сколько бы раз мы ее ни повторяли и как бы долго она ни тянулась. Каждую неделю, когда Пег звонила мне, над телефонной будкой сияло солнце. И каждую неделю, как только разговор заканчивался, солнце скрывалось, наползал туман. Мне хотелось бежать и скорее натянуть на голову одеяло. А вместо этого я насиловал свою машинку, выстукивая на ней скверные поэмы или рассказы — например, про марсианскую жену, тоскующую по любви и воображающую, как с неба сваливается землянин, чтобы увезти ее с собой, а его, перенесшего ради нее столько злоключений, убивают. Пег. Несколько недель, учитывая мою бедность, мы разыгрывали с ней старый телефонный трюк. Телефонистка, звонившая из Мехико, вызывала меня по имени. — Кого? — спрашивал я. — Что, опять? Оператор, говорите громче! Я слышал, как где-то далеко дышит Пег. Чем больше я нес всякую чепуху, тем дольше длился разговор. — Минуточку, оператор, повторите, кто нужен. Телефонистка повторяла мое имя. — Сейчас посмотрю, здесь ли он. А кто его спрашивает? Из-за двух тысяч миль быстро откликался голос Пег: — Скажите, это Пег. Пег. Я делал вид, будто ухожу и возвращаюсь. — Его нет. Перезвоните через час. — Через час! — эхом отзывалась Пег. Щелчок, гудок, шум, она исчезала. Пег. Я вскочил в будку, сорвал трубку с крючка. — Да? — завопил я. Но это была не Пег. Молчание. — Кто это? — спросил я. Молчание. Но кто-то там был, и вовсе не за две тысячи миль от меня, а совсем близко. Я ясно слышал, как у кого-то, кто молчал на другом конце провода, воздух посвистывает в ноздрях и во рту. — Ну? — потребовал я. Молчание. И звук, который слышишь, когда кто-то ждет у телефона. Кто бы там ни ждал, рот у него был открыт, он дышал в самую трубку. Шепот, шелест. «Господи, — подумал я. — Ведь не мог же тот хриплый из трамвая вызвать меня в телефонную будку. В телефонные будки не звонят. Никто не знает, что эта будка служит мне личным телефоном». Молчание. Вдох. Молчание. Выдох. Клянусь, холодный воздух от шелеста из трубки заморозил мне ухо. — Ну спасибо, — сказал я. И повесил трубку. Не успел я перейти через дорогу, а я бежал, закрыв глаза, как телефон зазвонил снова. Я застыл посреди улицы, уставившись на будку, боясь дотронуться до трубки, боясь снова услышать лишь чье-то дыхание. Но чем дольше я стоял, рискуя, что меня задавят, тем больше звонки из телефонной будки казались мне звонками с кладбища, похоронными звонками, сулившими плохие вести, как зловещие телеграммы. Пришлось вернуться и снять трубку. — Она еще жива, — услышал я чей-то голос. |