Онлайн книга «Выбор оружия»
|
В сопровождении начальника смены Турецкий вошел в зал таможенного контроля, и уже второй дежурный, взглянув на цветной снимок Никитина, уверенно подтвердил: – Да, помню этого господина. Какая-то простая русская фамилия… – Никитин? – подсказал Турецкий. – Совершенно верно, Никитин. Еще по радио объявили: «Господина Никитина просят подойти к справочному бюро». – Вы досматривали его багаж? – Да. Все в порядке. Деньги, золотые часы, кольцо – все декларировано. Багаж у него был – большой черный чемодан. В нем – одежда, рубашки. И небольшой «дипломат». Мини-компьютер, радиотехника. Все как обычно. Только на одно я обратил внимание: черная пластмассовая коробочка размером в две пачки сигарет, кнопки какие-то, светодиод. Фирмы «Сони». Я спросил, что это такое. Он объяснил: детектор для обнаружения подслушивающих устройств. – Вот как? – заинтересовался Турецкий. – Да, так. Он еще сказал: «Надеюсь, это не запрещено ввозить в Россию?» Я ответил, что ничего на этот счет в наших инструкциях нет. А что не запрещено, то разрешено. И добавил: «Вы хорошо оснащены, мистер Никитин». – А он что? – Ничего. Усмехнулся и сказал: «Я знал, куда еду». Вот, собственно, и все. – Раз его вызывали по радио, значит, кто-то встречал? – А вот этого я не знаю. Не видел. Вы у Веры спросите, у дежурной в справочном. У нее в тот день тоже смена была. Может, она помнит. Дежурная по справочному бюро действительно помнила. Едва Турецкий показал ей снимок Никитина, она тут же подтвердила: – Он. Точно – он. Интересный такой мужчина. Настоящий полковник. – Почему полковник? – удивился Турецкий. – Ну это я так. Пугачева поет: «Ах, какой был мужчина, настоящий полковник». – А что еще в этой песне? – Неужели не слышали? – поразилась Вера. – Вы радио хоть иногда включаете? Или телевизор? – Иногда. Когда последние известия. – Странный какой. Если бы вы не показали мне свое удостоверение, я решила бы, что вы шпион. У вас в Генеральной прокуратуре все такие? – Вера, вы тоже полны неожиданностей. Почему вы решили, что я шпион? – Ну как. Жить в России и не знать песен Пугачевой? – Промашка вышла, – вынужден был согласиться Турецкий. – В разведшколе, где меня готовили к заброске в Россию, этого не учли. – Где же эта разведшкола? – В Гармиш-Партенкирхене. Сто километров от Мюнхена, в Альпах. Прелестный городок, зимний курорт. – Нет, на шпиона вы все-таки не похожи, – подумав, сказала она. – Почему? – «Почему, почему»! Болтать любите в рабочее время, вот почему! – Сдаюсь, – сказал Турецкий. – Последний вопрос. Кто заказал объявление, не припомните? Мужчина, женщина? – Парень. Какой-то… ну никакой. – Не полковник? – Куда ему! Белобрысый, в очках, в какой-то спортивной халабуде. – Очки какие? Темные? В роговой оправе? – Нет, обыкновенные. Круглые. Какие-то стариковские. Турецкий показал ей черно-белый снимок, отпечатанный по его просьбе в МУРе с видеопленки, которую Турецкий накануне несколько раз внимательно просмотрел. На снимке был карманный вор по кличке Очкарик. – Этот? Вера взяла снимок и уверенно сказала: – Да. Но он почему-то к справочному не подошел. Не знаю почему… «А я, кажется, знаю, – подумал Турецкий. – Если Славка Грязнов прав, а он, похоже, прав, Очкарик и не собирался встречаться с Никитиным. Ему было нужно его увидеть. Значит, он знал только фамилию… Пойдем дальше». Агент фирмы «Рост». Ничего нового: взял напрокат «форд», заплатил за месяц вперед, в дверях столкнулся с каким-то опаздывающим на самолет пассажиром. Инспектор ГАИ: «Опер попросил меня тормознуть „форд“ на выезде. Я тормознул». Оперуполномоченный МУРа старший лейтенант Михаил Володин: «Я видел, как Очкарик сделал к седому подход. Поэтому спросил седого, не пропало ли у него чего. Он два раза проверил карманы, сказал: нет. Спросил, в чем дело. Я объяснил, что Очкарик опытный карманник, мы ведем скрытую съемку, и если бы у седого пропал бумажник, мы бы взяли Очкарика с поличным». – Как отреагировал на это седой? – спросил Турецкий. – Удивился, возмутился, нахмурился? – Никак, – ответил Володин. – Задумался. Потом сказал: «Желаю успеха». И уехал… – Сколько времени вы вели съемку Очкарика? – Еще часа полтора. Никаких подходов. Болтался по залам, разговаривал со знакомыми. Встретился с бригадиром химкинских, есть тут такой, кличка Качок, собирает с палаточников, проституток, таксистов. Здесь все химкинским платят. Зашли в служебный туалет, через пять минут вышли. Очкарик пошел в ресторан ужинать. Мы знали: после ресторана он никогда не работает, поэтому съемку прекратили. – Очкарик уехал из Шереметьева в два часа ночи. Что он делал все это время? – В карты играл. Там, в служебке. В покер, со своими. Играл по-крупному, хотя обычно не зарывается. Выставили его примерно на штуку. Пятьсот баксов отдал сразу, а остальное обещал привезти утром. – Откуда это известно? – Из достоверных источников… Обычно в ходе расследования Турецкий тяготился необходимостью не расспрашивать людей, а допрашивать их в качестве свидетелей, обвиняемых или потерпевших, исписывать десятки листов протоколов, давать собеседнику подписывать каждую страницу, а в конце: «С моих слов записано верно и мною прочитано». И эти рассказы становились доказательством для суда. Теперь же, избавленный от этой формальной обязанности, он чувствовал себя как-то неловко, словно не совсем одетым. Привычная работа без этой раздражавшей бюрократии становилась как бы бесплотной, эфемерной, бесследной. А кое– какой след уже был. Так что же мы имеем? Вот я, Гарри К. Никитин, приезжаю в Москву. В кейсе у меня среди всего прочего японский детектор для обнаружения «жучков». «Вы хорошо оснащены, мистер Никитин». «Я знал, куда еду». Почему я это сказал? Я знал, что в Москве будут за мной следить. Или могут следить. А если бы я летел в Лондон или в Париж? Запасся бы детектором? Может, нет. А может, все-таки да. Скорее да. Потому что я обладаю информацией, которая стоит миллиарды долларов. Не миллионы, а миллиарды! И любая утечка обесценит эту информацию как минимум в сто раз. Что дальше… Меня вызывают к справочному, но никто не подходит. Настораживает это меня? Вряд ли. Возможно, Дорофеев послал какого-нибудь лопуха встретить меня. Хотя и не знал номера моего рейса. Но день прилета знал, а из Франкфурта-на-Майне в Москву всего один рейс в сутки. |