Онлайн книга «Закодированный»
|
К гадалке ходить не надо, чем это кончилось: опрокинулся-таки Абдрыков в один прекрасный день. Повезло: не придавило и не сожгло. Попортило только слегка щеку и руку, но все быстро зажило, затянулось, остались пятна, которые время от времени чешутся. Абдрыкова перевели в пешие грузчики, что его оскорбило. Он начал неумеренно выпивать. И однажды, выпивая, рассказывая в сотый раз собутыльникам о важнейшем в своей жизни происшествии, он заключил: – А ведь я мог бы запросто погибнуть! И не сидел бы сейчас с вами! И вдруг замер. Его вдруг поразила эта простейшая мысль. И ведь не впервые он произносил эти слова, но дошло – только сейчас. – Братцы, – недоуменно сказал он. – А ведь действительно… Ведь на волосок был… И с этого момента Абдрыков почувствовал себя кем-то вроде воина, вернувшегося живым с поля брани. Он ощутил себя не просто живым, а – выжившим. Он понял, что ему дана величайшая радость. И всю дальнейшую жизнь с этого дня Валера посвятил бесконечному празднованию своего чудесного спасения. Время от времени где-то работал: копал, грузил, таскал. Татьяна выгнала его пять лет назад. Он не пропал – в Чихове много одиноких женщин, готовых разделить его вечно праздничное настроение. Но на Татьяну досаду затаил. Не мог поверить, что она его разлюбила. Не мог понять, как можно вообще его разлюбить – его, выжившего, уникального… Вот и сейчас досада клокотала в груди Абдрыкова. – Деньги, деньги давай! – напомнила Татьяна. – Ты только о деньгах! Сколько тебя знаю, все о деньгах! – обличил ее Валера. Татьяна поняла, что спрос с бывшего мужа невелик, а в спор о значении денег в жизни человека вступать она не собиралась. И сказала: – Ну, иди тогда. Абдрыков не ушел. – Один момент, мадам! – сказал он с вызовом. – Ты в моем доме живешь, насколько я помню. А я предупреждал: чужого мужика в доме не потерплю. Хочешь с кем жить – езжай тогда с ним к своим родителям в деревню. Навоз копать. А в моем доме чтобы кто-то… Это оскорбление, между прочим! – Дурак ты, – сухо ответила Татьяна. – Он не мужик, а просто больной человек. А про дом лучше молчи! Там твои дети! Попробуй только у меня его отнять, я тебя… Лучше даже не пытайся. – А я судом! Поняла? – Судом? Ну, судись! Давай! Народ позовем! Я расскажу, какой ты был муж и какой отец! – Не хуже других! Если я выпивать начал, то из-за тебя! – Ого! – удивилась новости Татьяна. – Ты ничего не путаешь? – Не путаю! Относилась бы по-человечески ко мне, не пил бы! – Да я и относилась-то не по-человечески только из-за этого! – Ошибаешься! – покачал пальцем Абдрыков. И у них начался длинный, никчемный и нервный разговор, как это часто водится у бывших супругов. Слушать там нечего. Сразу подойдем к финалу. – Короче, чтобы духу его не было! – заявил Абдрыков, уходя. – Иначе – в суд! – Очень испугалась! – крикнула Татьяна. 19 Она ничуть не испугалась угроз Абдрыкова. А избавиться от незваного гостя решила и без его подсказки. Позвонила Харченко, спросила, куда девают приблудных людей, если их даже милиция не берет? Харченко ответил: милиция берет, но не всякая. Есть такие приемники-распределители в Москве, вот туда его и надо. Сказал адрес ближайшего. Выразил желание увидеться. Татьяна была не против – но как-нибудь потом. И наутро повезла Гошу в Москву. На электричке. Гоша с увлечением смотрел в окно. Солнце было еще довольно низко, а деревья возле железной дороги росли высокие. Поэтому солнце словно неслось сквозь ветви вместе с поездом. – Смотри, – сказал Гоша Тане. – Что? – Солнце. – Я солнца не видала? – По деревьям бежит. Вместе с нами. – Ага. Кто быстрей. Таня усмехнулась, вгляделась. В самом деле, бежит. Потом посмотрела на Гошу. – Знаешь, мне кажется, что ты не хочешь ничего вспоминать. – Почему? Я каждый день вспоминаю. И все больше. – А про себя тебе неинтересно знать, кто ты? – Я уже знаю, – уверенно сказал Гоша. – Да? И кто? – Человек. Татьяна хмыкнула. Конечно, это звучит гордо, она со школы помнит, но – маловато этого. Жизнь требует от человека не звучания, а действий, которые в свою очередь предполагают профессию, образование, умения, знания – что, куда, зачем, почём и почему… Да много. А уж без понимания, кто ты есть и какое место в этом мире занимаешь, вообще никуда не деться. 20 В приемнике-распределителе было два отделения – для детей и для взрослых. Татьяна сначала попала в детское, откуда ее послали в соседнее помещение. Выходя, столкнулась с оборванцем лет десяти, ровесником ее Толика. – Привет! – сказал он. – А закурить дашь? – Иди! – толкнул его сопровождавший милиционер. – Руки! – прикрикнул на него оборванец. Во взрослом распределителе дежурный милиционер, усталый и немолодой молодой человек (выражение неловкое, но так бывает; видно, что человек молод годами и внешностью, а меж тем, заглянув ему в глаза, понимаешь: нет, для себя он давно уже не молод, да и для других тоже), этот милиционер объяснил ей: – К нам люди попадают с сопроводительными документами! Вам в отделение надо. Обычное. Там его оформят и пришлют к нам. – Обращалась, не оформили. – Где? – В Чихове. – Тогда тем более – не наша территория! – Не понимаю. То есть его на вашей территории где-то сдать надо? – Лучше бы на чужой. Ну, ладно, пусть на нашей. – А зачем такая волокита? – удивилась Татьяна. – В отделении ему тоже документов не выпишут, на кого документы, если он ничего не помнит? – Так и напишут, – растолковывал милиционер. – Неизвестный, который ничего не помнит. Приметы и все такое. И привезут. – То есть мне его туда отвести, чтобы его к вам же обратно и привезли? – Это уж их дело. Может, и отпустят. – Куда? На улицу? На улице я могла бы и сама его оставить, дело нехитрое. Он все-таки человек, а не собака. А скажите, если бы не я привела, а он сам бы к вам пришел? Оформили бы? – Ну, может быть… – Вот и считайте, что сам пришел! – предложила Татьяна. Милиционеру, видимо, надоело пререкаться. – Ладно, – сказал он. – Оставляйте. |