Онлайн книга «Участок»
|
– Дело нехитрое. Если упряжь осталась, конечно... Хали-Гали начал искать упряжь – и нашел. Принялся выводить Сивого, запрягать его в телегу. Кравцов внимательно наблюдал, всегда готовый научиться тому, что не умел. Но долг превыше всего. К тому же правило: задавать неожиданные вопросы в неожиданное время и в неожиданном месте. И Кравцов сказал: – Вы, дедушка, наверное, все знаете про местные дела? – А кто и знает, если не я! – охотно согласился Хали-Гали. – Правда, что участкового Кублакова утопили? Кравцову показалось, что спина старика, надевавшего хомут на мерина, застыла и напряглась. Помешкав некоторое время, Хали-Гали обернулся и спокойно ответил: – Неправда. Сом его съел. – Какой сом? – Обыкновенный. То есть необыкновенный. Лет ему никто не знает, сколько. В нем одной длины метров пять. Серьезно говорю. Я его своими глазами видел раз десять, только ночью. Днем он не показывается. В Кукушкин омут заходил, там такая глубь, что на дне лед лежит. Серьезно говорю! И вот Сивый запряжен. Усадив Сурикова, Кравцов сел сам, неумело взял вожжи и крикнул: – Но! Мерин не шевельнулся. Кравцов хлопал вожжами, кричал и даже, соскочив, толкал мерина в бок. Тот стоял. – Отвык, – сказал Хали-Гали. – Год в упряжи не ходил. И старый уже. – Зачем же мы впрягли его? – Ничего, вспомнит. – И тут Хали-Гали вдруг кудряво и длинно выругался, после чего Сивый медленно, но верно пошел вперед. – Максимыч без матюгов не ездил, Сивый и привык, – объяснил Хали-Гали. Цезарь, глядя вслед телеге, решил: наверное, Суриков, с которым Павел Сергеевич так сдружился, что не отходит от него, решил покатать Кравцова по селу. Нет, подумал Цезарь, я останусь. Село я уже видел, а странное это животное, признаться, меня нервирует. Ноги огромные уж очень. Не то чтобы страшно, а неприятно как-то. А Сивый, наверно, привык, чтобы его обругивали через каждые несколько метров, потому что вскоре остановился. – Пошел! – кричал Кравцов. – Ты матом его! – с улыбкой посоветовал Суриков. – Извините, мата не люблю. – Скажи – не умеешь. – Умею, но не люблю. – Откуда тебе уметь, юный пионер? В какой теплице тебя растили, интересно? Это Кравцова обидело. Он хоть и учил себя всегда не поддаваться на такие провокации, но мужская честь – понятие тонкое. И, набрав воздуха в грудь, он доказал Сурикову и мерину свое умение ругаться, когда надо. Суриков это умение оценил и зашелся одобрительным смехом, а вот мерин почему-то не отреагировал. Но тут Кравцов увидел то, что заставило его усомниться в причине смеха Сурикова. Огибая телегу, перед ним выехала на велосипеде женщина. И с негодованием на него обернулась. Молодая и симпатичная. А если честно сказать – красивая. Вида вполне городского и даже интеллигентного. И это понятно: то была Людмила Ступина, местная учительница истории и физкультуры, женщина с разнообразным прошлым, о чем позднее. Кравцов страшно смутился. – Извините, – сказал он. – Это я не вам. – А я и не подумала, что мне! – холодно ответила Людмила и поехала дальше. Отсмеявшись, Суриков, которому надоело торчать на телеге с милиционером посреди села, попробовал свои способности. Тщетно. Мимо шел Микишин, серьезный и работящий мужик, любящий во всем доказывать свою умелость. Он заинтересовался проблемой. Применил мастерство – и Сивый сделал несколько шагов. Но опять встал. Подъехал на тракторе Володька Стасов. Тоже попробовал. Мерин стоял. Юлюкин, главбух, проходил мимо. И он попытался. Мерин стоял. Вскоре вокруг телеги собралась небольшая толпа. Сивого крыли так, как, возможно, за всю прежнюю жизнь не приголубливали. Но ему чего-то не хватало. Слова-то словами, но, видимо, сам голос тоже играет роль. – Тембр у нас не тот! – высказал Вадик догадку. Но эту догадку тут же опровергла появившаяся Липкина. Увидев Кравцова, она вспомнила утреннюю обиду и высказала милиционеру все, что о нем думала. Не стесняясь. Во весь голос. И несмотря на то, что тембр ее был менее всего похож на тембр покойного Максимыча, Сивый вдруг дернул и не просто пошел, а пустился рысью, а тут спуск, мерин понес, Кравцов выпал на первом же ухабе, Суриков катался по телеге, пытаясь не слететь – и себе же во вред, потому что телега вскоре перевернулась и накрыла его. Он чудом остался жив и даже не очень ушибся. 13 Суриков чудом остался жив и даже не очень ушибся. И вот уже вечер. Кравцов наварил Цезарю гречки, которую привез с собой, вывалил туда полбанки тушенки, а остальное съел сам в холодном виде. Достал еще банку, сказал Сурикову: – Давайте открою, поедите. – Пошел ты, – невежливо ответил Суриков. Он лежал на кровати, примкнутый к ней, и злился. – Вы, Суриков, сказали, что утопили бы участкового. За что? – неожиданно спросил Кравцов. – За то же, что и тебя утопил бы. Много о себе думаете. Власть, ё! – Но ведь власть. Или так скажем – обеспечение правопорядка. – Он в самом бы себе порядок сперва навел! Пил, как последний, от жены за Клавдией-Анжелой ухлестывал! Все видели! – За Клавдией и Анжелой? – не вполне расслышал Кравцов. – За обеими сразу, что ли? Они кто? – Не они, а она. По паспорту Анжела, а крестили Клавдией. Вот она и просит, чтобы Клавдией называли. А ее и так, и так. Продавщица она. – Ясно. А жена Кублакова ревновала? – Конечно, ревновала – сковородкой по лбу! – Это опасно. Убить можно. Суриков глянул на Кравцова настороженно. – Ты на что намекаешь? Все, я тебе ничего не говорил! Неожиданно явились Мурзин и Куропатов. Причем трезвые. Мурзин держал речь, а Куропатов соглашался. – Мы в общественном смысле, – сказал Мурзин. – То есть от лица общественности хотим на поруки взять. Правильно, Михаил? Куропатов кивнул. – Очень жаль, не получится, – сказал Кравцов. – Нет теперь такой формы. Да и раньше была только за мелкие нарушения. – А у него разве не мелкое? – удивился Мурзин. – Никого не убил, не ограбил. Не украл даже. Правильно, Михаил? Куропатов кивнул. – Нет, мы понимаем. Надо осторожно с женщинами, – сказал Мурзин. – Но у нас ведь русский национальный характер! Мы если работать начинаем, нам же удержу просто нет. Правда ведь, Михаил? |