Онлайн книга «Участок»
|
3 Настроение было унылое и у Савичева с Микишиным: нет ничего противнее, чем делать работу, которая все равно не даст нужного результата. Савичев, отодрав внутреннюю обшивку джипа, добрался до металла и начал аккуратно стучать молотком, выправляя кузов. Время от времени вылезал, чтобы посмотреть с той стороны, хорошо ли получается. Получалось плохо. А Микишин химичил с краской, добиваясь черного цвета нужного оттенка и блеска. Вот вроде похожий колер. Он пошел к машине, внимательно глядя на краску, чтобы не расплескать. А вот под ноги не посмотрел – и споткнулся. Почти вся краска тут же оказалась на боку машины и потекла вниз; цвет ее при этом оказался не таким уж черным, скорее зеленоватым. Микишин выругался, схватил ветошь, чтобы вытереть, но проклятая краска на глазах сохла и не вытиралась, а оставалась грязными разводами и полосами. В это время Савичев, борясь с особо глубокой вмятиной, ударил по ней посильнее и она выгнулась в обратную сторону, став выпуклостью. Савичев вышел из машины. Он глядел на выпуклость, а Микишин глядел на разводы. Подошел Виталий. Он не стал ругаться на них, понимая: сделали, что могли. – Гори оно все синим пламенем! – в сердцах сказал Виталий. – Вот что, мужики, бросайте эту самодеятельность. У меня друг в Сарайске, в автосервисе для иномарок работает, сейчас пойду позвоню ему, пусть приедет. У него и краска специальная есть, и инструменты. – А платить ему кто будет? – спросил Савичев. – У нас с ним свои счеты. И Виталий пошел домой. Не к родителям, где жил в последние дни, а именно домой, потому что у него там была записная книжка с телефоном сарайского автосервисного друга. 4 Он пошел домой, а Кравцов в это время собирал вещи. Он собирал вещи и говорил с Цезарем: – Все, брат. Хватит. Пора. Совсем я запутался. Что я тут делаю вообще, ты можешь сказать? Цезарь сказать не мог, но вилял хвостом, одобряя принятое решение. Однако Кравцов вдруг прервал сборы. – Нет, так тоже нельзя. Надо же обсудить, понять. Себя в том числе. А? Как ты думаешь? Цезарь лег и положил голову на лапы. Кравцов оценил это в свою пользу: – Правильно. Я всего-навсего поговорю... Через несколько минут он был у дома Ступиных. Людмилу он нашел в саду. Она не уехала, но вещи оставались пока уложенными. Она ходила и думала о чем-то. Так ходят и так думают, когда кого-то ждут. Поэтому Людмила обернулась, еще не увидев и не услышав Кравцова. В глазах появилась радость. Она сказала: – Ну зачем? Зачем ты пришел, все сказано уже! – Разве? Ничего не сказано. – И не надо! Мы запутались. И не распутаемся. Хочешь откровенно? – Конечно. – Знаешь, как бы я себя повела в городе буквально еще год назад? Я бы просто сказала тебе: Паша, ты мне нравишься, а я такая женщина, что не привыкла себе ни в чем отказывать. Вот и все! Встретились бы раза два-три, получили удовольствие – или не получили, неважно, и живем себе дальше спокойно! А тут непонятно, что со мной происходит. – Людмила усмехнулась. – Перед мужем совестно, надо же! И даже перед этой девочкой, вообще уже дичь полная! – Перед какой девочкой? – не понял Кравцов. – Перед Ниной, которая тебя любит безумно. Не заметил? – Я думал, просто... – Он думал!.. Нет, Паша, ты, скорее всего, притворяешься. Потому что если не притворяешься, тогда я не знаю, кто ты. Просто ангел какой-то без крыльев. – Не такой уж и хороший, если жена выгнала, – сказал Кравцов. – Это новость! Неужели выгнала? – Ну, не прямо, конечно. Просто она устала от меня. Людмила кивнула: – Я ее понимаю. С тобой, наверно, жить не так-то легко. О чем мы вообще говорим, Паша? Это в городе возможны варианты: встретились, проверили друг друга и сами себя... А тут – как? Глаза вокруг. Тут или уж туда – или сюда! – Не обязательно. Читыркин вон при живой жене... Кравцов не успел рассказать, что сделал Читыркин при живой жене: глаза Людмилы стали испуганными, она что-то увидела. – Виталий идет, – сказала она. – Глупость какая. Уходи. Нет, заметит. В сарай, что ли... Он, скорее всего, ненадолго. – Какой сарай? – Паша, я прошу! Кравцов, пожав плечами, исполнил желание женщины: шмыгнул в сарай и встал там за дверью. А Виталий в это время уже входил в калитку. 5 Виталий в это время входил в калитку, и его увидел, проезжая на «уазике» брата, взятом временно, Лев Ильич. Он очень удивился. Человека только что отчитали, задание дали срочное, а он разгуливает! Приказав Сурикову остановиться, он выскочил. Виталий, не поздоровавшись с Людмилой, зашел в дом. Пошарил там на столе, в книжном шкафу. Вышел, осмотрелся. – Ты что-то ищешь? – спросила Людмила. – Да блокнот. Старый такой. Куда же я его... А! – вспомнил Виталий. – Я раму для теплицы делал – промеры записывал. И он пошел в сарай, где, помимо прочего, хранились у него всякие столярно-плотницкие вещи и стоял небольшой верстак. На нем и лежал блокнот. Виталий взял его, повернулся и увидел Кравцова. – Не понял, – негромко сказал Виталий. – Бывает же... – так же тихо сказал Кравцов. – Послушайте, Виталий... Виталий готов был слушать, но рука его в это время шарила по верстаку и нашарила коловорот. Кравцову подумалось вдруг, что коловорот похож своим спиралевидным и длинным жалом на шампур. Тут послышался громкий голос Шарова-старшего, который во дворе спрашивал Людмилу о Виталии. А вот и сам появился в двери сарая. – Ступин! Это что такое, в конце концов? Я тебя спрашиваю! Я думаю, он там работает вовсю, а он гуляет! Обнаглел совсем уже! – Сам обнаглел! – закричал вдруг Виталий. – Прекратите орать! Хозяин нашелся! Явился к нам на все готовое – и командует тут! – Не нравится – проваливай к черту! – ответил Лев Ильич. – Сам проваливай! – невежливо грубил Виталий. – Я здесь родился, живу – и буду жить! Понял?! И с этими резкими словами он ушел, забыв, между прочим, блокнот, который в запале швырнул обратно на верстак. – А ты что здесь делаешь? – обнаружил Лев Ильич Кравцова. – Так... Зашел... – Ну, жизнь у людей! – позавидовал Лев Ильич. – Заходят, приходят, шатаются туда-сюда! А ты работаешь, как дурак, с утра до ночи! А-а! – И махнув рукой, осуждая себя за глупое трудолюбие, он ушел. – Какая нелепость! – повторяла Людмила. – Какая нелепость! 6 Да, вышла нелепость, но из Анисовки не уехали в тот день ни Людмила, ни Кравцов. |