Онлайн книга «Запертая комната»
Так… Плечи сравнительно широкие, бедра узкие, шея короткая, загорелые руки покрыты светлым пушком. Босая. Ступня маленькая, пальцы прямые, как у людей, предпочитающих носить сандалии или сабо, а то и вовсе обходиться без обуви. Мартин Бек поймал себя на том, что рассматривает ее ноги с таким же профессиональным вниманием, с каким привык штудировать следы крови и трупные пятна, и перевел взгляд на ее лицо. Глаза пытливые, брови чуть нахмурены… — Я мыла голову, — сказала она. Голос был несколько хриплый, то ли от простуды, то ли от курения, то ли просто от природы. Он кивнул. — Я кричала: «Войдите!» Два раза кричала. Дверь не заперта. Когда я дома, обычно не запираю. Разве что отдохнуть захочется. Вы не слышали, как я кричала? — Нет. Вы — Рея Нильсен? — Да. А вы из полиции? Мартин Бек не жаловался на смекалку, но сейчас он явно встретил человека, способного дать ему несколько очков вперед. В несколько секунд она верно классифицировала его и к тому же, судя по выражению глаз, уже составила себе мнение о нем. Какое именно? Конечно, ее слова можно объяснить тем, что она ждала гостей из полиции, да только на это не похоже. Мартин Бек полез в бумажник за удостоверением. Она остановила его: — С меня достаточно, если вы назовете себя. Да входите же, черт возьми. Насколько я понимаю, у вас есть разговор ко мне. А разговаривать, стоя на лестнице, ни вам, ни мне не хочется. Мартин Бек опешил, самую малость, что случалось с ним крайне редко. Хозяйка вдруг повернулась и пошла в квартиру; ему оставалось только следовать за ней. С одного взгляда трудно было разобраться в планировке, но он заметил, что комнаты обставлены со вкусом, хотя и старой разномастной мебелью. Приколотые кнопками детские рисунки свидетельствовали, что хозяйка живет не одна. Кроме этих рисунков стены украшала живопись, графика, старые фотографии в овальных рамках, а также вырезки из газет и плакаты, в том числе несколько политических, с портретами видных коммунистических деятелей. Много книг — и не только на полках, внушительная коллекция пластинок, стереопроигрыватель, две старые, хорошо послужившие пишущие машинки, кипы газет и горы бумаг, главным образом, соединенных скрепками ротаторных копий, смахивающих на полицейские донесения. Скорее всего, конспекты; стало быть, хозяйка где-то учится. Другая комната явно была детской; судя по царившему в ней порядку и аккуратно застеленным кроватям, обитатели ее находились в отлучке. Что же, лето есть лето, большинство детей сколько-нибудь обеспеченных родителей отдыхают в деревне, вдали от отравленного воздуха и прочих язв города. Она оглянулась на него через плечо — довольно холодно — и сказала: — Ничего, если потолкуем на кухне? Или вас это не устраивает? Голос неприветливый, но и не враждебный. — Сойдет. Они вошли на кухню. — Тогда присаживайтесь. Шесть стульев — все разные и все окрашенные в яркие цвета — редкой цепочкой окружали большой круглый стол. Мартин Бек сел на один из них. — Одну минуточку, — сказала хозяйка. В ее поведении сквозила какая-то нервозность, но Мартин Бек решил, что просто такой у нее характер. Возле плиты на полу стояли красные сабо. Она сунула в них ноги и, громко топая, вышла из кухни. Раздался какой-то стук, загудел электромотор. — Вы еще не назвали себя, — услышал он ее голос. — Бек. Мартин Бек. — Значит, в полиции служите? — Да. — Где именно? — Центральная уголовная полиция. — Жалованье по двадцать пятому классу? — По двадцать седьмому. — Ишь ты. Недурно. — Не жалуюсь. — А чин какой? — Комиссар. Мотор продолжал жужжать. Знакомый по семейному прошлому звук, он уже сообразил, чем она занята: пылесосом сушит волосы. — Рея, — представилась она. — Да вы и так, конечно, знаете. И на двери написано. Кухня, как во многих старых домах, была просторная; кроме обеденного стола в ней разместились газовая плита, двухкамерная мойка, холодильник, морозильник, посудомоечная машина, да еще осталось вдоволь свободного места. На полке над мойкой стояли горшки и кастрюли; ниже полки на гвоздях висели разные дары природы — пучки полыни и чабреца, гроздья рябины, сушеные опята и сморчки и три длинные плети чеснока. Не такой уж необходимый в хозяйстве набор, но запах от него приятный и впечатление домовитости. Впрочем, полынь и рябина хороши для настоек, а чабрец — недурная приправа к гороховому супу (хотя Мартин Бек предпочитал майоран, когда его желудок еще переносил этот шведский деликатес). Грибы — совсем неплохо, если знаешь, как их приготовить. А вот чеснок явно висел для красоты, ибо такого количества рядовому потребителю хватило бы на целую жизнь. Хозяйка вошла на кухню, расчесывая волосы, и перехватила его взгляд: — Это против упырей. — Чеснок? — Ну да. Вы не ходите в кино? На все случаи жизни ответ дает. Влажную тенниску сменила какая-то бирюзовая безрукавка, смахивающая на нижнюю рубашку. — Полицейский, значит. Комиссар уголовной полиции. — Слегка нахмурясь, она испытующе посмотрела на него. — Вот уж не думала, что чиновники двадцать седьмого класса самолично посещают клиентов. — Верно, обычно они этого не делают, — согласился он. Она села, но тотчас встала опять, нервно покусывая суставы пальцев. «Ладно, пора приступать к делу», — подумал Мартин Бек. — Если я вас правильно понял, вы не очень одобрительно относитесь к полиции, — начал он. Ее глаза скользнули по нему: — Точно. Не припомню случая, чтобы мне когда-нибудь была от нее польза. И не только мне. Зато знаю многих, кому она причинила неприятности, даже страдания. — В таком случае постараюсь не слишком обременять вас, фру Нильсен. — Рея, — сказала она. — Все зовут меня Рея. — Если не ошибаюсь, этот дом принадлежит вам? — Мне. Получила в наследство несколько лет назад. Но для полиции здесь нет ничего интересного. Ни торговцев наркотиками, ни игорных притонов, даже воров и проституток нет Перевела дух и продолжала: — Разве что немного подрывной деятельности ведется. Крамольные мысли. Но ведь вы не из политической полиции. — Вы в этом уверены? Она вдруг рассмеялась — от души, заразительно. — Я не совсем дура. |