Онлайн книга «Пять капель смерти»
|
— Кто прятал, профессор Окунёв? — Да, учитель… Все записано в… в кожаном переплете… — Записная книжка? — Да, записная… — Что в ней? — Секрет… Состав… Изобрел… Нашел… — Она была у Ивана? — Найдите ее… Там… Великое счастье для всех… Она ее… Плохо… Она плохой человек… Я знаю теперь… Уже поздно… — Имя, прошу вас! — Это она… Это она все… На ней грех… — Кто — она? Только ничего у господина Ванзарова не вышло. Надежда выгнулась, словно ей в спину нож воткнули, и как закричит: — Орлы принесут нам пищу, и мы устроим великий пир победителей! Больше не будет слез и страданий! Только радость и счастье! — и упала на постель. Лебедев за локоть Ванзарова берет и говорит тихо: — Это конец, она умирает. Так ведь этот господин все-таки попытался выпытать у несчастной еще что-нибудь, чуть не кричит ей в ухо: — Где она живет? Только напрасно, бедняжка уже не реагировала. — Ну-с, теперь моя попытка, — говорит Лебедев. — Барышня, чем вас напоили? Она в потолок смотрит и вдруг отчетливо так говорит: — Что ты надела… И тут у нее хлынула кровь горлом. Ну и, как полается, через минуту все было кончено. Пощупал у нее пульс, сложил на груди руки и закрыл лицо одеялом. Отмучилась. Лебедев печально так изрекает: — Finita la comedia! [21] Вижу, что Джуранского чувства переполняют. А вот господину Ванзарову — как с гуся вода. Губы сжал, усы мерзенькие в стороны торчат, как у бешеного кота, и так спокойно заявляет: — Господа, прошу за мной. Лебедев ему: — Могу спорить без вскрытия, что купеческая дочка пропитана той же смесью. Он и слушать не стал, выскочил за порог. Большой оригинал ваш господин Ванзаров. Мне его не понять. И стараться не буду. Папка № 15 Дама протягивает чек. Сумма к выдаче внушительная, если не сказать, из ряда вон выходящая. Если бы все зависело от Кузнецова, он бы с радостью расстался с деньгами. Но с этим счетом работал другой стол — крупных частных клиентов. Он с сожалением возвращает чек: — Прошу в окошко напротив. Пожираемая взглядами барышня переходит зал. Заведующий столом Зандберг, к которому она обращается, отвечает с поклоном: — К вашим услугам, сударыня! Итак, вам нужно получить… Зандберг запнулся: такие суммы клиенты не каждый день забирают. К тому же чек выписан безымянно, то есть на получателя. Что происходило исключительно редко. — Прошу прощения, — Зандберг улыбается. — Желаете открыть счет или перевести на уже открытый счет? — Я бы хотела получить наличные, — воркует дама. — Могу рассчитывать на вашу помощь? Суммы крупнее десяти тысяч выдаются только по разрешению директора банка, их нужно заранее заказывать. А дама принесла чек на пятьдесят тысяч рублей! При этом фамилию поручителя, стоящую на чеке, Зандберг прекрасно знает: это младший брат председателя ревизионной комиссии банка Роберта Севиера, Эдуард. На всякий случай Зандберг поднимает карточку вкладчика и сравнивает подписи. Сомнений не возникло: чек выписан рукой Эдуарда Севиера, а по номеру — из книжки, выданной в декабре. — Когда бы вы желали получить эту сумму? — спрашивает Зандберг, обдумывая, как бы деликатнее объяснить очаровательной незнакомке, что денег она не увидит до конца недели. — Сейчас, наверное. Я могу надеяться? Голос из-под вуали звучит волшебной флейтой. Размытые черной сеткой глаза кажутся воплощением неземной красоты. И Зандберг сдается: — Постараюсь что-нибудь сделать… Оставив младшего кассира вместо себя, Зандберг бежит на второй этаж, где находится кабинет директора Сибирского банка Максима Львовича Лунца. По счастливой случайности, у директора прекрасное настроение. Услышав сумму, которую требуется выдать, он хмурится: — Голубчик, с чего такая непозволительная щедрость? — Максим Львович, нельзя ли сделать исключение? — говорит Зандберг, сам себе удивляясь. Впервые за годы беспорочной службы он покусился на святые банковские правила. Зная честнейший характер своего сотрудника, Лунц находит разумное объяснение: — Она ваша… эм-м-м… знакомая? — Впервые вижу, — признается заведующий. Не каждый день в банк приходит женщина, желающая получить сумму, в десять раз превосходящую годовое жалованье самого Лунца. Дама буквально с улицы, но для нее лучший сотрудник готов на все. Что за посетительница такая?.. Воспоминания сотрудника петербургской сыскной полиции ротмистра Джуранского Мечислава Николаевича Своего начальника я знал как облупленного. Никакое настроение его от меня не скроется. Все могу прочитать, как в открытой книге. Полагает, что скрытничать умеет. А вот я его насквозь вижу. Только помалкивал из уважения. Но скажу вам, Николай, искренне, такого Ванзарова мне видеть еще не приходилось. Словно из него всю душу вынули. Посерел, мрачный и колючий какой-то. Пристава из кабинета выгнал, словно собачонку. И от него такая страшная сила исходила, словно электрическая, что даже Лебедев шутить не решился. А уж на что бывает развязанным. Мы с ним переглянулись и решили, не сговариваясь: тише воды ниже травы. Ванзаров уселся в кресло пристава, пальцы сцепил, в стол уставился. Молчит. И мы молчим. Не смеем шевельнуться на венских стульчиках. Тут он очнулся, словно из сна вынырнул, с ним такое бывает, кладет перед нами снимок известный и говорит: — Из пятерых двое уже мертвы. Внешние признаки совершенно одинаковы. Спорить с вами, Аполлон Григорьевич, я не буду. Видимо, госпожа Толоконкина наглоталась того же состава, что и Наливайный. Подозрения с профессора не сняты, но доказать его причастность к этой смерти… Я не выдержал и спрашиваю: — Так ведь ее нашли чуть не рядом с его домом. — Какую кличку ваши филеры дали ей? — Рыжая… — Они бы зафиксировали ее приход в гости к профессору? — Так точно… — Если бы она в одной рогожке на улицу вышла, что бы они сделали? Тут до меня дошло: а ведь правда. Не дали бы наши барышне в снегу замерзать. В любом случае помощь бы оказали. — Толоконкина, скорее всего, была под действием неведомого господину Лебедеву вещества, — продолжает он. — А раз так, то будь она семи пядей во лбу, физически не смогла скрываться от филеров. Не до того ей было. Не от профессора она шла. Откуда и от кого — надо выяснить. |