Онлайн книга «Девочка и мертвецы»
— Марик, братишко! Че да как? — воскликнула Drakonitsa. — Намано всё. — Марик усмехнулся. — Вот, показываю знакомой сетку. — Знакомой? Че за знакомая, почему я как всегда не в курсах? Ну-ка, знакомая, прояви себя! — Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Катенька с девчачьим радио. — Меня зовут Катя. Drakonitsa захохотала: — Приветище, подружко! — Че да как, Олька? — спросил Марик. — И ваще? — А че ты интересуешься? — Да, блин, интересно. — А че я должна отвечать? — Да ни че! — А че ты такой дерзкий? — А вот так! — И че? — Вот че! — Ха-ха! — Че «хе-хе»?! — Нихехе! Нихехе! У Катеньки голова пошла кругом: она совершенно не понимала, о чем говорят Марик и Drakonitsa. Видимо, подумала Катенька, их речи слишком умны для меня; подожду, может, перейдут на язык попроще. — У нас тут буря, — сказала, наконец, Drakonitsa. — Родаки сидят у телеящика и трясутся от страха, как трусливые мохноклюи. — Она захохотала. — А мне пофигу! Если захочу, паду гулять по крышам, как кошко! И никто меня не остановит, если че! Марик бросил взгляд на зарешеченное окошко, расположенное под потолком. Снежная буря лепила на стекло символы новой власти — хаотичной власти разбушевавшейся стихии. Среди снежинок вспыхивали и гасли злые синие искры. — Я б на твоем месте не стал выходить из дома, — сказал Марик. — В такую погоду даже я не рискну — в клочки порвет. — Ну да, как я забыла про нашего смелого погонщика туров! — Drakonitsa захохотала. — Если ты не падешь, то никто не падет! Куда мне до тебя, п-п-плин! — Зря ты, Олька, — мягко сказал Марик. — Я ж о тебе забочусь, а ниче-то там. — Лана, сорьки, — буркнула Drakonitsa. — Я с родителями погавкалась, че-то настроение нулевое… не хотела тя обидеть, Маричек, прости засранку. — Да ниче. — А откуда твое подружко взялось? Эй, Катюха, ты откудова такая правильная на Марикову голову свалилась? Катенька понурилась. — Не доставай ее, Олька, — поспешно вмешался Марик. — Она жила на ферме возле Лермонтовки, всего боится. — Ферма? — Drakonitsa задумалась. — Цыплячья, штоле? Че за ферма, почему я как всегда не в курсах? — Большой серый дом, — прошептала Катенька. — Из северного окна видно черные пятна на горизонте, черные линии и холодные черные огни. Она обняла себя за плечи: — Наверно, это и есть Лермонтовка. Drakonitsa долго молчала. — Как-то ты странно говоришь, будто не по-русски или чё там, — настороженно сказала она. — А че, ты в Лермонтовке ни разу не была или чё? — Нет. — А чё так? Там же, наверно, час езды на драндуплете. Или даже меньше. Или че? Катенька молчала. — Але, гараж! — Олька! — Марик нахмурился. — Девчонка черт знает скока жила без общения. Не доставай ее. — Тоже мне, прынц на белом коне! — Drakonitsa фыркнула. — Ферма на севере… — Она постучала пальцами. — Чета я слышала недавно про ферму на севере или че там… не знаю тока про твою или че ваще… в новостях чета было. Ща вспомн… Что-то загремело неподалеку, ударило по ушам ватными молотками и резко стихло — будто радио выключили. Drakonitsa замолчала. — Ну вот и всё, — грустно сказал Марик, нажимая клавиши. Катеньке показалось, что кнопкодавка вместе с громом испустила свой маленький пластмассовый дух. — Случилось что-то ужасное, дяденька? — испуганно спросила девочка. Марик улыбнулся: — Ничего особенно ужасного. Буря, блин. Снег вспучило где-то у Камней из-за перепада температур. Искры метров на сто вверх поднялись и зафигачили радиоволны или че там; несколько часов доступа в сеть не будет. — Очень жалко, — прошептала Катенька. — Мне понравилось слышать голос тетеньки. — Да какой, блин, тетеньки? — Марик раздраженно ударил манипуляшкой по столешнице. — Ты чего, блин, несешь? Она твоя ровесница, может, чутка старше. Кто тебя научил так говорить? Этот твой грязный турище… как его там… Ионыч? Катенька покраснела: — Не говори так про дядю Ионыча! — Ее глаза засверкали ярче драгоценных каменьев. — Ты ничего не знаешь о нем! Дяденька хороший, заботится обо мне! Марик долго смотрел на девочку, удивленный произошедшей с ней переменой: казалось, еще немного, и она кинется на него с кулаками. — Ладно, — сказал Марик. — Прости или чё там. Катенька опустила руки. Марик коснулся ее щеки кончиком пальца. Девочка вздрогнула. Марик провел пальцем по свежей царапине: — Это тоже твой «хороший дяденька» сделал? — спросил. Катенька оттолкнула руку: — Тебе-то какое дело? Али ты мой брат? — Ты — моя гостья, — сказал Марик. — Гостья, она как родственник. Даже роднее. Так что ты теперь моя сестренка. А если сестренке кто-то или что-то, блин, угрожает, я хочу знать, что именно — чтоб помочь. Катя отвернулась: — Я упала, Марик. Упала и ударилась об стену, вот и весь сказ. — По крайней мере, ты не назвала меня дядей, — заметил Марик. — А про Ионыча мой дед как-то рассказывал. Говорил, он взял из приюта девочку, но не для того, чтоб заботиться, а чтоб она работала у него по дому. Еду готовила, прибиралась и так далее. Такой вот он человек. Катенька промолчала. — Еще дед говорил, что девочку хотели забрать обратно в приют, но Ионыч каждый раз откупался от инспекторов посредством самогонной взятки. А еще, блин… — Замолчи! — Катенька замахнулась. Замерла на секундочку. Ударила — звонко, отрывисто. Марик удивленно потрогал щеку. Катенька сидела рядом, склонив голову, и била себя по руке: — Плохая, плохая! Что ты натворила, мерзавка такая? — Она заплакала. — Кать, да ладно тебе, не изводись… Катенька вздрогнула, медленно сползла со стула на пол и упала перед мальчишкой на тощие коленки. — Простите, дяденька. Ради всего святого, простите. Иначе я и не знаю, что делать: со скалы в пропасть разве что, да и на том свете покоя, наверно, уже не найду. — Ты чего? — Марик схватил ее под мышки. — Вставай, не дури! Это я виноват, идиот, наболтал лишнего… это ты меня, блин, прости, Катька… — Каюсь, дяденька. Я виноватая и нет мне теперь прощенья… проклята я теперь! |