Книга Теория описавшегося мальчика, страница 45 – Дмитрий Липскеров

Настя взмахнула молоточками, а Иван, собравшись с силами, придал музыке одухотворенность. Настя почему-то заиграла Вагнера, и на сей раз музыка не потекла, а рухнула в зал лавиной еще большего ужаса, охватывая и людей, и птиц. Раненые, истекающие кровью люди завыли, замотали головами, а птицы рухнули между рядов, потеряв ориентацию. Валялись с открытыми клювами и лапами дергали.

Жагин, заткнув уши, прокричал:

— Действует!

Здесь глухой осветитель зачем-то вновь включил свою пушку и направил луч света в зал. Среди месива людей и птиц он вдруг отыскал дятла, усевшегося на голову отцу Исидору, совершенно не восприимчивому к общей панике, но стоящему колоссом в задумчивости глубокой. Дятел в свою очередь широко открыл клюв и… Истонченный до частоты, которую не слышит человеческое ухо, птичий голос, наполненный деструктивной магией, разрушил музыкальные гармонии ксилофона и воцарился над происходящим настоящим кошмаром.

Иван никогда не испытывал такого ужаса. Даже когда их с родителями автомобиль на огромной скорости влетел под экскаватор, смявшись при ударе по самые двери. Иван каким-то образом сумел сгруппироваться, почти мгновенно сложился на заднем сиденье. На него упали какие-то то ли шары, то ли мячи, достаточно тяжелые, с помощью таких они тренировались на занятиях по борьбе, укрепляя широчайшие мышцы спины. А потом он понял, что это головы его отца и матери. Тогда его и объял ужас. Он не мог кричать, не мог шевелиться. Просто сидел, обхватив родные головы, пока спасатели в течение трех часов доставали его из-под экскаватора. За ним тогда приехал друг отца и тренер Ивана косоротый Палыч. Он у него три месяца прожил, потом в общежитие переехал в спортивное.

И сейчас Иван потерял мысль и ощущение времени. В его мозгу вертелось лишь слово «антиматерия». Я — Вера!

Только на глухого осветителя Лаврентия Сергеевича голос хитрой птицы не действовал никак. Старик почуял, что все это безобразие происходит от этой пернатой дряни. Он не мог такого допустить в месте, где проработал четверть века, за что был удостоен японского слухового аппарата, который и сбыл за литр самогона на местном рынке по причине полной ненадобности. Работник сцены сноровисто спустился из световой ложи и по боковому проходу зашагал к источнику массового безумия. Ему удалось подкрасться незамеченным к дятлу, увлеченно поющему сатанинскую песнь. Лаврентий Сергеевич схватил тварь за горло, но красноголовый оказался на диво сильным и, словно жиром намазанный, вырвался из стариковских объятий, уронив перо прямо ему в руки, глянул злобно и, казалось, разумно, а затем, вспорхнув под потолок, кликнул дважды, созывая своих сородичей. Через минуту стая очухавшихся птиц черным вихрем взлетела под потолок, сделала два круга над партером и унеслась в вентиляционную шахту.

— Играйте что-нибудь веселое! — велел Жагин артистам. Он сам пережил то, что пока еще не мог облечь в слова. — Играйте же!

И опять Настя взмахнула молоточками. Но на сей раз музыка понеслась разудалая, разнося под своды зала «Камаринскую». А Иван, до сих пор не пришедший в себя, автоматически подстроился, заиграв так разухабисто, что только что лежавшие на полу раненые люди поднялись на ноги, радостно обнялись, да и заплясали между рядами кто как мог. И вприсядку, а женщины кружками пошли да глазки мужчинам стали строить. А Марина Веснина ринулась широченным шагом напролом к губернатору по сиденьям, да как обхватит руководителя за шею. Он ее отталкивает, а со сцены на эту картинку глядит во все глаза Карловна.

В это время Жагин связался с полковником Крутоверховым и попросил его вызвать несколько бригад «скорой помощи» и отыскать в городе во что бы то ни стало хорошего столяра.

— Жизнь человека-ксилофона в опасности!

— Понял, — ответил Крутоверхов.

Импресарио вернулся на сцену, опустился на колени к самому лицу человека-ксилофона и заговорил тихо:

— Иван Диогенович, ситуацию выправлять надо. Я бы сказал даже — спасать! Сделайте что-нибудь! Или на наших карьерах можно ставить крест!

— Что это было? — спросил Иван.

— А черт его знает! Только хватит «Камаринской»! Верните им душевное равновесие! Обещайте еще бесплатный концерт! Хоть три!.. Потом во всем разберемся! — И Насте: — Давай, девочка, соберись!

Иван заиграл Бетховена. Он почти умирал, но рождал в своей душе ноты спокойствия и умиротворения. Кожа лица его с каждой секундой теряла цвет. Жизнь Ивана уходила, чтобы подчеркнуть свою вечность.

В зале быстро успокоились и, обращаясь друг к другу, пытались выяснить, что произошло.

— Птицы! — пробасил отец Исидор. — Гонцы ада.

— Перестаньте, батюшка! — рассердился вице-мэр, на чьей голове отсутствовал клок волос. — Ступайте в храм! Я вас о разоблачении просил, а вы вот какую вакханалию устроили! Стыдно, ей-богу!

Губернатор просипел душащей его за шею Марине, что вечером непременно будет к ней, отстранил любовницу силой и крикнул громко, рассчитывая на супругу:

— Девушка, вы обознались!!!

Наконец включили пожарный свет.

Зал был похож на разбомбленный город.

Окровавленные люди смотрели друг на друга, а потом разом оборотили свои лица к сцене, и произошло совсем неожиданное. Они зааплодировали, да так неистово, что даже Шарманский, с головы которого склевали все до единого волосы, выбежал кланяться.

— Браво!!! — кричали восторженно. — Браво!!!

— Ива-а-а-ан Диогенович Ла-а-аскин! — проорал Шарманский и вновь поклонился. И, выпрямившись: — Его ассистентка Анастаси-и-и-ия Пе-ременчи-и-и-ивая!!!

Карловна приподнялась с пола и поцеловала почти безжизненное лицо Ивана. Она смазала с его лица пальчиком каплю крови и проговорила так, что слышно стало всем:

— Святой Иваан!

— Да нет у нас в православии прижизненных святых! — возмутился отец Исидор, пытаясь приладить надорванную мочку уха на место. — Что ж мы, католики какие!

— В храм, батюшка! — распорядился вице-мэр. — Быстренько!

Батюшка и пошел на выход, осеняя всех крестным знамением да приговаривая:

— Увлеченных бесовством ждет геенна огненная!

— Идите, батюшка, — провожали отца Исидора как умственно нездорового. — Примите пару капель для разума!..

— Всех — геенна!!!

А со сцены прибывшие медики выносили человека-ксилофона. Закрытые глаза Ивана пугали Жагина, но продолжавшая течь из ран кровь говорила, что сердце еще стучит.

— Осторожно! — призывал импресарио.

— Потерпи, Иван, — рыдала Настя. — Все будет хорошо! Я с тобой!

Жена губернатора крестилась и наговаривала Жагину всякое.

— Любые столичные врачи, — предлагала. — Нужна кровь — я готова сейчас же! Берите хоть всю! Любые материальные ресурсы!.. Можете перевезти его в губернаторскую резиденцию!.. Спасите его! Умоляю!