Книга Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет, страница 95 – Джаспер Ффорде

— Под конец ты вспомнишь нашу последнюю встречу. Вот мое предложение: застрелись — и я спасу планету.

— А если нет? — крикнула я. — Ты ведь тоже погибнешь!

— Нет, — рассмеялась она. — Я знаю, ты это сделаешь. Несмотря на ребенка. Несмотря ни на что. Ты хороший человек, Нонетот. Отличный человек. Потому-то тебе и кранты. Я рассчитываю на это.

Она наклонилась и прошептала мне в самое ухо:

— Понимаешь ли, Четверг, люди ошибаются. Месть так сладка!

— Четверг, — окликнул меня Уилбур. — Что с тобой?

— Так, ничего, — буркнула я, наблюдая, как часы отсчитывают последнюю минуту.

В плане способностей и чувства юмора Ахерон по сравнению с Аорнидой, был просто дитя малое. Я вмешалась в дела семьи Аид, и теперь придется платить.

Я достала пистолет. Часы отсчитывали последние полминуты.

— Если Лондэн когда-нибудь вернется, передай ему, что я его любила.

Двадцать секунд.

— Если кто вернется?

— Лондэн. Ты его узнаешь, как только увидишь. Высокий, одноногий, пишет умные книжки, был женат на женщине по имени Четверг, которая любила его до безумия.

Десять секунд.

— Пока, Уилбур.

Я закрыла глаза и приставила пистолет к виску.

Три миллиарда лет назад атмосфера Земли стабилизировалась до состояния, которое ученые называют А-2. Постоянная пертурбация воздушных масс привела к возникновению озонового слоя, а он в свою очередь остановил процесс выработки нового кислорода. Для того чтобы юная планета превратилась в живой зеленый шар, который мы знаем и любим, потребовался новый и совершенно иной механизм — он-то и привел наш шар в движение.

ДР. ЛУЧАНО МАКАРОНИ.

Как, с моей точки зрения, зародилась жизнь на Земле

— Не надо.

Папа ласково вынул у меня из руки пистолет и положил его на стол.

Не знаю, нарочно ли он появился в критический момент, дабы усилить драматизм развязки, но так уж получилось. Он не остановил время — думаю, он покончил с этим. В прежние появления он был неизменно весел и улыбался, но теперь все изменилось. И впервые он показался мне старым. Лет восьмидесяти, а то и больше.

Он запустил руку в контейнер с наномеханизмом как раз в тот миг, когда отказал последний генератор. Маленький комочек, созданный с помощью нанотехнологий, упал ему в ладонь, и замигали аварийные огни, осветив нас тускло-зеленым светом.

— Холодный, — заметил папа. — Сколько у меня осталось?

— Сначала ему надо согреться, — мрачно ответил Уилбур. — Минуты три?

— Мне жаль тебя разочаровывать, Душистый мой Горошек, но самопожертвование не выход.

— У меня не осталось другого, пап. Или я, или три миллиарда душ.

— Такое решение, Четверг, должна принять не ты, а я. Тебе еще многое предстоит сделать, да и о сыне надо позаботиться… А я рад, что все закончится, пока я не одряхлел совсем и не превратился в никчемную развалину.

— Папа!..

Слезы катились у меня по щекам. Мне всегда хотелось о стольком его расспросить. И сейчас тоже.

— Все теперь кажется совершенно ясным! — сказал он, улыбаясь и осторожно держа комок всепожирающей глазури «Мечта» в ладони, чтобы ни одна капля не упала на землю. — Просуществовав несколько миллионов лет, я наконец-то осознал свое предназначение. Ты скажешь матери, что между мной и Эммой Гамильтон совершенно ничего не было?

— О, папа! Не надо, пожалуйста!

— И передай Джоффи, что я прощаю его за разбитое стекло в оранжерее.

Я крепко обняла его.

— Я буду тосковать по тебе. И по твоей матери, конечно же, по Севе, [62] Луи Армстронгу, «Сестрам Нолан» — кстати, пока не забыл, ты взяла билеты?

— На третий ряд… но… но… вряд ли они тебе понадобятся.

— Как знать? — пробормотал он. — Оставь мой в театральной кассе, ладно?

— Папа, но ведь должны же мы как-то тебя спасти!

— Нет, дорогая моя. Я очень скоро покину вас, совершив Большой Скачок. Только вот еще не знаю куда. Присутствует ли в этой глазури что-нибудь такое, чего там быть не должно?

— Хлорофилл.

Он улыбнулся и понюхал гвоздику в петлице.

— Да, я так и думал. Все действительно очень просто — и очень остроумно. Хлорофилл — вот ключ! Ой!

Мой взгляд упал на папину руку. Кожа и плоть начали скручиваться — капризное наноустройство достаточно отогрелось и заработало, пожирая, изменяя и воспроизводя самое себя с все возрастающей скоростью.

Я смотрела на отца, жаждала задать ему тысячи вопросов и не знала, с какого начать.

— Я отправляюсь на три миллиарда лет в прошлое, Четверг. На планету, где возникновение жизни еще только возможно. На планету в ожидании чуда, которого, насколько мы знаем, не произошло более нигде во Вселенной. Короче говоря, фотосинтеза. Насыщенная кислородом атмосфера, Душистый мой Горошек, — идеальное условие для зарождения биосферы.

Он рассмеялся.

— Как забавно все складывается, правда? Жизнь на Земле произошла из органических веществ и белков, содержащихся в глазури «Мечта».

— И гвоздики. И тебя.

— И меня, — улыбнулся он. — Да. Мне думалось, это конец, Великий Конец, а на деле оказалось Начало Начал. И это начало — я. Знаешь, мне даже как-то, ну, неловко что ли.

Он коснулся моего лица здоровой рукой и поцеловал меня в щеку.

— Не плачь, Чет. Такова жизнь. Такой она была всегда, такой пребудет и впредь. Возьми мой хронограф, мне он уже не понадобится.

Я отстегнула тяжелые часы с его здорового запястья, и тут комнату начал заполнять аромат синтетической клубники. Благоухала папина рука. Она почти полностью превратилась в пудинг. Ему было пора, и он это знал.

— До свидания, Четверг. О лучшей дочери я и мечтать не мог.

Я взяла себя в руки. Нельзя, чтобы он запомнил меня хлюпающей носом размазней. Пусть он запомнит меня сильной, такой же, как он. Я сжала губы и вытерла слезы.

— До свидания, папа.

Отец подмигнул мне.

— Как говорится, время не ждет.

Он снова улыбнулся и начал скручиваться, сжиматься, вращаться спиралью, превращаясь в крохотную точку, словно уходящая в слив вода. Я ощутила, как пустота норовит затянуть и меня, поэтому отступила на шаг, а мой отец исчез с тихим хлопком, устремившись в далекое прошлое. Последний спазм гравитации оторвал пуговицу у меня с рубашки. Своенравная перламутровая застежка проплыла по воздуху и нырнула в маленькую пульсирующую воронку. Она исчезла, и воздух несколько мгновений дрожал, прежде чем вернуться к состоянию, принимаемому нами за норму.