Онлайн книга «Сошедший с рельсов»
|
Диана прокашлялась. – Так что мы решили? Может быть, ты хочешь все обдумать, дорогой? – Впервые ей попался столь антипатичный наемный работник. – Я быстро управлюсь, – заверил меня Васкес. – Вы же не хотите рисковать жизнями своих близких? Я почувствовал, как внутри поднялось нечто едкое – одновременно холодное, будто лед, и обжигающее, словно кипяток. Я испугался, что меня вырвет. – Нет, не хочу. И скоро с вами свяжусь. – Отлично. Скоро вы со мной свяжетесь. – Да. – Чарлз, проводи Рауля, – предложила Диана, явно желая поскорее избавиться от нашего гостя. Я довел Васкеса до двери, и он, все еще играя роль благодушного трубочиста, протянул мне руку. – Знаешь, чему меня научили в армии? – прошептал он. – Пока из нее не вытурили? – Чему? И Васкес показал. Одну руку он по-прежнему тянул в дружеском жесте, а другой ухватил меня за яйца. И стиснул пальцы. У меня подкосились ноги. – Нам говорили: хватай за яйца. Тогда ум и сердце – твои. Я попытался выдавить хоть слово, но не смог. И закричать было нельзя: в двадцати футах за моей спиной находилась Диана, не подозревавшая, какую несусветную боль я испытываю. – Мне нужны деньги, Чарлз. Глаза мои наполнились слезами. – Я… – Что? Не слышу. – Я… – Больше никогда не будешь бросать трубку? Это хорошо – извинения приняты. Только помни: мне нужны твои гребаные деньги. – Я не могу дышать… – Сто тысяч долларов. Понял? – Я… – Что еще? – Пожалуйста… – Сто тысяч долларов и забирай обратно свои яйца. – Я… пожа… Он сжалился надо мной. По крайней мере, на время. Разжал пальцы, и я сполз по дверному косяку на пол. – Дорогой! – крикнула Диана из кухни. – Ты не вынесешь мусорное ведро? Сошедший с рельсов. 20
Я изучал смету рекламы аспирина. Считал это чем-то вроде отвлекающей терапии. Мол, если буду заниматься расходами на ролик, не стану задавать себе вопросы: «Что теперь делать?» и «Как все это пережить?» Вот почему я занимался сметой. Внимательно прочитывал статьи. Что-то было в них не так, но я не мог понять, что именно. Стратегия отвлечения срабатывала только частично. Я вглядывался в аккуратно напечатанные цифры и то и дело представлял Васкеса, держащего руку на голове моей дочери. Если он не получит сто тысяч долларов, то снова заявится ко мне домой. Я подумывал, не рассказать ли обо всем Диане. Но сколько ни пытался себе внушить: «Она меня простит. Непременно», сколько ни убеждал себя: «Она меня любит, ее любовь сильнее моей глупости», сколько ни теоретизировал: мол, любой брак переживает взлеты и падения, и, хотя теперешний кризис, надо согласиться, чрезвычайно глубок, за мукой и примирением последует новый взлет, сколько ни пережевывал одни и те же мысли, не мог себя убедить, что хотя бы минуту выдержу затравленный взгляд Дианы. То выражение глаз, которое появится, как только она поймет, что к чему. Я уже видел этот взгляд. Утром в приемном покое больницы, когда Анне поставили диагноз. Взгляд человека, жестоко и безнадежно преданного. Осознав сказанное, Диана вцепилась в меня, как пловец, утаскиваемый в море откатной волной. Больше я такого не вынесу. Я вновь углубился в перечень расходов на рекламу. Гонорар режиссера – пятнадцать тысяч долларов ежедневно. Так и полагалось режиссеру категории Б. Категория А получала от двадцати до двадцати пяти тысяч. Стоимость декораций – сорок пять тысяч. Столько обычно уходило на воссоздание пригородной кухни на нью-йоркской сцене. Что же здесь не так? Редактирование. Перевод изображения с целлулоидной пленки на магнитную. Цветокоррекция. Озвучивание. И наконец – музыка. Студия «Ти энд ди». Сорок пять тысяч. Большой оркестр, студийная запись, микширование. На первый взгляд все нормально. Я позвонил Дэвиду Френкелу. – Слушаю, – ответил тот. – Это Чарлз. – Я понял. Вижу цифры на определителе. – Отлично. Я пытался позвонить в музыкальную студию, но не сумел найти номер. – Какую музыкальную студию? – "Ти энд ди". – А зачем туда звонить? – Зачем? Хотел обсудить наш ролик. – А почему бы не обсудить его со мной? Я продюсер. – Я никогда не слышал о музыкальной студии «Ти энд ди», – сообщил я. – Вы никогда не слышали о музыкальной студии «Ти энд ди»? – Нет. – К чему этот разговор! – вздохнул Дэвид. – Вы ведь общались с Томом? – В каком смысле? – Послушайте, какую вы хотите музыку? Скажите мне, и все дела. – Я бы предпочел переговорить с исполнителем. – Зачем? – Чтобы непосредственно передать мои ощущения. – Превосходно. – Что «превосходно»? – Можете передавать свои ощущения непосредственно. – Так дайте мне номер. Новый вздох, который ясно показал, что моему собеседнику приходится иметь дело с идиотом, полным и законченным придурком. – Я вам перезвоню, – сказал Дэвид. Я хотел спросить, для чего перезванивать, если все, что я прошу, – это телефон музыкальной студии. И почему он обращается со мной так, будто я умственно ущербный. Хотел напомнить, что в функции продюсера входит любое обеспечение, в том числе таким пустяком, как телефонный номер организации, нужной режиссеру. Но Дэвид уже дал отбой. И тогда я услышал в ухе знакомый шепоток: «Ну, так что ты, гм… собираешься делать, Чарлз?» И понял, что в самом деле немного повредился умом, если так медленно шевелю мозгами. Музыкальная студия «Ти энд ди». Том и Дэвид. Музыкальная студия Тома и Дэвида. Ну конечно! Как я сразу не понял? * * * Я шел за Уинстоном пять или шесть кварталов при минусовой температуре. Уинстон курил сигарету. Уинстон пялился на витрину до пресноты джулианизированного [23] магазина видеофильмов, где некогда плакаты с тремя иксами сулили восторг плоти, а теперь плакаты кунг-фу обещали размазать ту же плоть по стенке. Уинстон косился на парочку девочек-подростков в мини-юбках и толстых шерстяных гольфах. |