Книга Бескрылые птицы, страница 32 – Луи де Берньер

Животное поднялось и удовлетворенно вздохнуло, затягиваясь самокруткой. Велед обернулся к путешественникам:

— Он всегда идет за мной и привык к дыму цигарок. Ему понравилось, и теперь он шагу не ступит, если сначала не дам курнуть.

— Дорогой получается верблюд, — заметил Стамос.

— Однако хороший, — бросил через плечо Велед, и караван тронулся в путь.

— А что будет, когда цигарка догорит? — спросил Искандер. — Нос не обожжет?

— Когда начинает припекать, он ее вычихивает. Скоро увидишь. Раз он так высморкнул, и охнарик шлепнулся ослу на задницу. Я сообразить не успел, как оказался на земле, а осел превратился в облачко пыли вдали. Но вообще-то он славный ослик. — Велед потрепал осла по шее и повозил рукой меж ушей. — У них такие уши приятные!

Сначала свита оживленно болтала, но не прошло и часа трудной ходьбы, как путники приумолкли. Одни не отрывали глаз от земли, будто надеясь найти монету, другие озирали окрестности, словно впервые видели Тавр, розовые маки и каперсовые кусты в полном цвету. Но все бросали взгляды на Рустэм-бея, потому что большинство мужчин обоих вероисповеданий уже попробовали в борделе его отвергнутую жену Тамару. Рассказывали, она подпускала к себе лишь при закрытых ставнях, а ощущение от пребывания в ней было сродни сну, в котором ищешь сам не зная чего. Мужчины, словно заразившись одиночеством и безмолвием, выходили обескураженные рассеянным взглядом ее влажных глаз, мерцавших в темноте, и впадали в тоскливую грусть. Мало радости в том, чтобы попользоваться господской женой — вот оно как обернулось. Люди гадали, знал ли ага о происходящем, слышал ли об очередях к неподвижному безучастному телу, шевельнулись ли какие чувства в его гордом сердце.

Путники перебрасывали мешки с плеча на плечо, а Леонид-учитель уже наполнялся раздражением и обидой. Стамос-птицелов хватал мух на прокорм своим птицам, Левон-хитрюга снова и снова просчитывал в голове вероятную прибыль от путешествия. На первой остановке у пруда с куполообразной крышей сборщик пиявок Мохаммед глотнул айрана [33] из кожаной фляги, отер ладонью губы и сказал:

— У меня идея.

— Ну уж нет! — вскинулся Али-снегонос. — Знаю я тебя с твоими идеями. Да избавимся мы и от этой, иншалла. Твои идеи следует настрого запретить под страхом смерти. Я удивляюсь, что Пророк, мир ему, не предвидит весь ужас твоих идей и не запрещает их заранее.

— Но это хорошая идея, Али-эфенди, — возразил Мохаммед. — Она заслуживает одобрения и награды.

— Хорошая идея не становится хорошей от похвалы автора, — сказал Искандер, проводя пальцем по лбу под краем тюрбана. Он делал так всякий раз, когда считал, что разродился особенно удачной поговоркой.

— Значит, никто не хочет услышать мою идею? — обиделся Мохаммед.

— Я тебя выслушаю, — сказал Рустэм-бей. — В конце концов, у помещика свои обязанности перед арендаторами.

— Ладно. Нам предстоит долгое, скучное и утомительное путешествие, и я предлагаю: пусть каждый расскажет какую-нибудь историю, чтобы время скоротать. — Мохаммед торжествующе огляделся, а путники вскинули брови и переглянулись.

— Превосходная идея, — одобрил Рустэм-бей. — Когда доберемся до Смирны, лучшему рассказчику я отдам новый ятаган. — Он ткнул пальцем в Мохаммеда: — Идея твоя, тебе и начинать.

— Мне? Я не хочу быть первым, я только предложил.

— Поздно! — Али потер руки. — Все решено.

— Я не стану рассказывать никаких историй, — буркнул Леонид.

— От вас мы этого и не ждем, — сказал Рустэм. — Да нам и не нужны истории от неверного зануды с кислой физиономией. В жизни и без того хватает горечи, чтобы еще вас слушать.

Леонид помрачнел и ушел вперед, а остальные окружили Мохаммеда. Его подталкивали и подначивали, пока он не объявил:

— Я знаю хорошую историю о ходже Насреддине.

— Слышали уже! — хором крикнули Али и Стамос.

— Таких историй полно, — сказал Мохаммед. — Эту можете и не знать. Однажды ходжа Насреддин ехал на осле, а седло держал на плечах. Его спросили: «Ходжа, почему вы не сядете в седло?», и Насреддин ответил: «Бедняга ослик устал, и я решил везти седло вместо него».

— Мы знаем эту историю, — сказал Искандер.

— Ее все знают! — воскликнул Али.

— Могли и не знать.

— Она, наверное, самая известная, — возразил Левон.

Рустэм-бей слегка рассердился:

— И ты называешь это историей? Всем известная байка, которой хватило на двадцать шагов! При такой скорости понадобится сто тысяч историй, пока доберемся до Смирны. Есть у кого-нибудь приличный рассказ?

— Я знаю еще одну — почему кочевники не едят капусту, — предложил Мохаммед, но остальные со стоном замотали головами, и он, ужасно огорченный, вздохнул: — Ну, как хотите.

— У меня есть история, — выступил Али-снегонос. — Мне ее рассказал пьяный дервиш, уверяя, что это быль.

— У пьяных дервишей самые интересные рассказы, — сказал Искандер. — Правда, половина из них — полная бессмыслица. Ну давай свою историю, и будем надеяться, она окажется лучше предыдущей.

— Это история о доброй женщине из Мекки. Очень богатая и почтенная, она владела двумя сотнями верблюдов и, поскольку муж умер, сама вела дело, развозя повсюду пряности и медные горшки…

— А глиняные? — перебил Искандер.

— Насколько я помню, глиняные тоже, а еще финики и сушеные фиги, прекрасные ткани, Кораны в золотых окладах, а также украшения для жен Султана и прелестные шкатулки из ливанского кедра.

— Вот это больше похоже на историю, — заметил Рустэм-бей.

— Значит, живет эта женщина на окраине Мекки, являя собою прекраснейший на свете образец женского целомудрия. Ни разу в жизни ее не посетила грязная мысль, и даже ее дерьмо пахло розовой водой и корицей.

Все расхохотались, и Али поежился от удовольствия.

— Так что вообразите ее ужас и потрясение, когда однажды ей снится, что она переспала со всеми паломниками, совершающими хадж в Мекку.

— С каждым? — воскликнул Велед-жирнюга. — Такая историйка по мне! Случаем, не знаешь точно, где она живет?

— Это произошло сотни лет назад, — сказал Али.

— И что дальше? — спроси Рустэм-бей.

— Она проснулась в таком смятении, что до самого вечера ходила вся красная от стыда, хотя никто про ее сон не знал. На следующую ночь сон повторился, и женщина проснулась в таком отчаянии, что посыпала голову пеплом и уселась на верхушку навозной кучи. На третью ночь сон снится опять, и так продолжается сорок ночей подряд. Наконец вдова не выдерживает и решает пойти к очень мудрому мулле, надеясь на его совет.

Вот она приходит к нему, вся дрожит от страха и не знает, как рассказать о своей беде. Женщина закутана в покрывало и говорит нарочным голосом, чтобы мулла ее не узнал. Она немножко рыдает, бьет себя в грудь, и у муллы кончается терпение, потому что ему каждый день приходится разбирать сотни подобных случаев. «Дочь моя, — говорит он, — расскажи, что случилось, ибо Аллах милостив и великодушен, но у меня мало времени».