Онлайн книга «Господин Малоссен»
– Залезай в машину, Тома. Свободной рукой она легонько хлопнула ребенка по голове, и он вскочил в машину, прижавшись в Постель-Вагнеру. – Не так близко, – поправила племянница, – чтобы доктор мог переключать скорость. О чем ты думаешь?! Тома отпрянул, будто его током дернуло. – Так, – одобрила племянница. – Теперь вы. Два пальца, как жало змеи, впившись ей в ребра, впихнули согнувшуюся пополам старушку на сиденье рядом с внуком. Тем же движением племянница прижала старика к задней дверце. – А куда это вы собрались так поздно? Он хотел ответить, но от давления на грудную клетку и боли в вывернутой руке у него перехватило дыхание. – В вашем-то возрасте! И вам не стыдно? Старик испуганно всхлипнул. Племянница слегка ослабила свои тиски. – Откройте дверцу. Пальцы старика нащупали ручку, и он кое-как открыл эту дверцу. Его оторвали от машины, грубо отпихнули, и, пока он считал носом плитки на полу в холле, задняя дверца «скорой» захлопнулась, и рукоятка револьвера обрушилась на череп Шестьсу, лежавшего под белой простыней. – Так, – сказала племянница, – не легавый, уже хорошо, и он, в самом деле, мертв. Она откинула простыню, подставляя татуированное тело неяркому свету лампочек салона. – И это правда мой дядюшка… – прошептала она. Она повеселела: – Смотри, Тома, какая красота, дядя в наследство. Ребенок не обернулся. Постель-Вагнер чувствовал, как от него волнами идет страх. – Гони! Поехали! – хлопнула она доктора по плечу. Судебный медик тронулся с места, и «скорая» медленно покатилась по пустынной улице. Племянница весело продолжала: – Вы заметили, доктор? За всю эту операцию я ни разу не подставила себя. Всегда прикрывалась чьим-нибудь телом. Техника защиты! Она наклонилась к спинке переднего сиденья. – Запоминай хорошенько, мой маленький Тома. Мужчина должен быть щитом для женщины. Постель-Вагнер мягко переключил на вторую. Во второй раз просвистела рукоятка револьвера. Три жестких удара разнесли радиоустановку скорой помощи. – Нечего детям радио слушать: войны, убийства, дикая музыка, скандалы всякие… очень, очень вредно. Первый перекресток был через пятьдесят метров. Постель-Вагнер спросил: – Куда мне: направо, налево, прямо? Племянница усмехнулась. – У вас крепкие нервы, доктор. Ледрю-Роллен. Налево. Потом спросила: – Ты любил радио, Тома? Нет? Тебе больше нравился телевизор? Постель-Вагнер отметил прошедшее время глаголов. Что-то замкнуло у него в мозгу. Ребенок не ответил. Постель-Вагнер ехал все так же на второй. Он вел плавно, без малейших толчков. – Вы никогда не превышаете тридцати в час, доктор? Племянница бросила взгляд через плечо. Она звонко, по-мальчишески, рассмеялась. – Чтобы нас легче было вести? Но зеркало заднего вида отражало пустую авеню Ледрю-Роллен. – Это же не похоронная процессия, в конце концов! Поднажмите! Постель-Вагнер легко нажал на газ. – Неплохо придумано с халатом, да? Представьте себе, дед Тома был парикмахером. Но потом он умер. Постель-Вагнер опять сбавил скорость, как будто внимательно прислушиваясь к тому, что говорилось. – И его Тома, должно быть, не слишком любил, – продолжала племянница. – Вы никогда не молчите? – спросил Постель-Вагнер в тоне обычного разговора. Племянница, умолкнув, задумалась над этим вопросом. Она красноречиво приложила в раздумье палец к губам. – Нет, – ответила она наконец. – И знаете почему? – Почему? – спросил Постель-Вагнер. – Потому что в тот день, когда я замолчу, я не скажу больше ни слова. «Скорая» плелась почти шагом. – А когда женщина до такой степени молчалива, это уже конец света. Она придвинулась и сказала прямо в ухо Постель-Вагнеру: – Кстати, о конце, если вы и дальше будете со мной дурака валять, доктор, ваш – не за горами. Поворачивайте направо, улица Шарантон, и в последний раз повторяю: быстрее. Постель-Вагнер повернул за угол на той же скорости. – Газу! – заорала вдруг племянница, воткнув дуло револьвера под челюсть врачу. Правая нога Постель-Вагнера надавила на педаль, и «скорая» рванула вперед. Вцепившись в спинку сиденья, племянница удержалась. Но тут послышался стук. Это задняя дверца открылась от удара носилок, которые снялись с якоря. Тело Шестьсу выскочило в ночь. – Черт! Скорая с визгом затормозила. Выпучив глаза, обернувшись на открытую заднюю дверцу, племянница и доктор смотрели, как сноп искр вырвался из-под скрежещущих об асфальт носилок. – Вот это да! Племянница обернулась, впившись в доктора расширенными зрачками. – Вы это специально сделали? – Это не я хотел ехать быстрее, – заметил судебный медик, не сводя глаз с носилок. – Точно, – сказала племянница. – Задний ход. Быстро! Врач повиновался. Распахнутая настежь откидная дверца приближалась к носилкам, как разинутая пасть кашалота. – Стоп! Они были в нескольких метрах от тела. – Выходите. Обойдите сзади и втащите эти носилки. – Он весит девяноста два килограмма, – заметил Постель-Вагнер. Взгляд племянницы скользнул по пустынной улице. Немного поколебавшись, она сдержалась. – Нет уж, доктор, я шагу не сделаю из этой машины. Выходите, подтащите носилки досюда. Я останусь внутри и помогу вам втянуть дядю на место. Это единственное, что я могу для вас сделать, ну или убить вас… Судебный медик открыл боковую дверцу, обошел машину сзади и взялся за ручки носилок. Пока Постель-Вагнер, пятясь, тащил носилки, согнувшись под тяжестью Шестьсу, племянница повернулась к Тома и его бабушке: – Вот видите, – сказала она, приветливо улыбаясь, – он хотел оставить вас одних, но я вас не бросила. Когда она вновь обернулась, спина врача уже вписалась в квадрат открытой дверцы. – Браво! – вскричала племянница. – С виду не крепкий, а ведь дотащили! Теперь слушайте меня внимательно. Пауза. – Вы меня слушаете? Постель-Вагнер сделал знак, что слушает. |