Онлайн книга «Господин Малоссен»
– В наши дни это, можно сказать, привилегия, Бенжамен, иметь фамильный склеп на сельском кладбище, ты не находишь? Я не прерывал ее, я подумал, что питаться словами – это уже значит насыщаться хоть чем-то; и, пока она успокаивала свою душу, я наблюдал, как автомат проглатывает одну за другой мои монетки: этот монстр набивал себе брюхо чеканным металлом, а я, прильнув ухом к трубке, как к ракушке, в которой бьется сердце моря, лакомился бесплатно даримой мне любовью. * * * Пауза. Лежа в гостиничном номере, выходящем окнами на плоскогорья Веркора, мы с Жюли молча опустошаем свои бокалы. У меня только два слова, о самом главном – неприятностях с «Зеброй». – Поговорим об этом со старым Иовом, – ответила Жюли. Занавес. Пузырьки кларета заполняют наше молчание. Кларет Ди (пить охлажденным) под шапкой Веркора, нависшего над головой. Языки заходящего солнца лизали утесы. Мы пили. Классический кларет. Скромное вино с равнин у подножия горного массива. Веселый напиток для мрачного настроения. Две кровати. Каждому – своя. Между ними – тумбочка. И повсюду – Веркор, крепко севший на мель в наших сумерках. Я вдруг вспомнил о тех несчастных, которые полагали, что здесь война их не достанет. Одни, на этом скалистом острове, они стоя смотрели на мир. Они забыли, что несчастье всегда падает с неба [25] . Мы оставили закатному пожару добирать крошки скал. Тьма поглотила горы. Я сказал, чтобы что-нибудь сказать: – Полиция ошиблась, у Шестьсу осталась семья. Один племянник – уж точно. – Да здравствует семья, – пробормотала, засыпая, Жюли. X. АНТРАКТ ОКОНЧЕН
Антракт окончен, милейшая. Пора занимать свое место в общей куче дерьма. 34
– Но чего он ждет, этот племянник? Бельвильские коллеги передали им описание примет «племянника». Теперь Титюс и Силистри знали, что он непременно придет. Они дежурили всю ночь, сменяясь каждые два часа на посту у Шестьсу, а судмедэксперт Постель-Вагнер спал вполглаза. Но в эту ночь было тихо, и им пришлось выжидать еще целый день, вскрывать, потрошить, производить анализы и зашивать трупы как ни в чем не бывало. – Где же он шляется, черт бы его побрал? – А, может, это не хирург. Может, настоящий племянник… – Был бы настоящий, мы бы его уже знали. У папаши Божё не было родственников. – И что? – А то, открой глаза и смотри внимательно. – А если он подошлет нам кого-нибудь вместо себя? Титюса и Силистри изводило вовсе не ожидание, но эта вынужденная роль санитаров, разглядывающих посетителей пристальным взглядом полицейского. С утра заходило уже двадцать семь человек. Все – якобы родственники. Титюс и Силистри вежливо их выпроваживали. Они полагали, что племянник мог подослать кого-нибудь прощупать почву. Бандита какого, например. Этого-то субчика и требовалось вычислить, не спугнув его и не разоблачив себя как полицейских. Целые картотеки преступников пролистывались в голове медбратьев. Эта умственная гимнастика в конце концов довела их до ручки. Даже свежие покойники внушали им подозрение. – Ладно еще отличить подставного от настоящего, но подставного подставного от настоящего подставного… – Симптоматичная дилемма нашего времени, – заметил Постель-Вагнер. Титюс и Силистри понемногу привязались к этому судебному врачу. Когда Постель-Вагнер оставлял их ненадолго, отправляясь в приемную проведать живых пациентов – он между делом еще и импотенцию лечил, – оба инспектора начинали скучать без него и потому встречали доктора с заметным облегчением. Жизнь этого индивида представляла собой постоянное движение от мертвых к живым и обратно, как будто он торопился применить к последним то, что только что открыли ему первые. – Как же без этого, – признавался судебный медик. – Вскрывать мертвого – значит говорить о будущем с новорожденным. День прошел. Племянника нет как нет. Шестьсу Белый Снег покоился с миром. – Проморгали, – выдохнул Силистри. – Учуял нас, наверное, – согласился Титюс. – Виски? – предложил судебный медик. Фляга сделала круг. – Что там сегодня на ужин? – поинтересовался Титюс. Казарменный распорядок. Они как раз составляли заказ по меню соседнего ресторатора, когда в дверь кабинета постучали. Это был инспектор Карегга. Он показал рукой на коридор за своей спиной: – Вчерашний малец, доктор. Пришибленный какой-то. Карегга посторонился. Хотя ребенок стоял в другом конце довольно длинного коридора, Постель-Вагнер сразу же прочел весь ужас мира в его широко раскрытых глазенках. – Тома Палецболит? Что случилось? – Скорее, доктор, скорее! Ребенок заикался. Постель-Вагнер направился к нему. – Ну, что с тобой? – Это с бабушкой, доктор! Она упала! Постель-Вагнер остановился. – Упала? Ударилась? – Она не шевелится. Ребенок дрожал всем телом. – Иду. Когда он снял с вешалки свой медицинский саквояж, инспекторы все еще разбирались с меню. – Закажите мне что-нибудь из холодного, кажется, это затянется. – А вино? – Шато-Бонбур восемьдесят седьмого. – А я думал, это был плохой год. – Для Шато-Бонбур плохих лет не бывает. Это было совсем рядом – только через дорогу перейти. Постель-Вагнер держал в своей ладони ледяную руку ребенка. Мальчик семенил на прямых ногах неуклюжими шажками, будто у него от страха колени свело. – Как твой палец? Ребенок не ответил. – Ты делал ванночки, как я тебе прописал? Ребенок молчал. – Не бойся, – подбодрил Постель-Вагнер, нажимая на кнопку лифта. Но ребенок боялся. – Она крепкая, твоя бабушка. Я же сам ее лечил. Лифт остановился на четвертом этаже. Когда Постель-Вагнер оказался на лестничной площадке, он уже не держал мальчика за руку. Ребенок забился в дальний угол лифта, застыв от ужаса. Постель-Вагнер присел на корточки и стал его уговаривать как можно более мягко. |