Книга Дочь Клеопатры, страница 17 – Мишель Моран

Октавиан, подняв глаза, всматривался в даль. Со стороны Сервиевой стены нам навстречу стремглав скакал верховой. Из-под копыт коня поднимались тучи пыли. Вот он замер как вкопанный, и солдат, быстро спешившись, приветствовал Цезаря.

К моему изумлению, Октавиан улыбнулся.

— Фиделий, — проговорил он, — расскажи нам, какие здесь новости.

Юноша — судя по виду, не старше семнадцати-восемнадцати лет — с готовностью начал:

— Убито уже больше тысячи рабов. Оставшиеся пытаются отыскать новых сторонников, но без успеха.

— Пока без успеха, — возразил Октавиан.

Фиделий покачал головой:

— Цезарь, они заперты в городе. Ворота закрыты накрепко, и ваши люди убивают бунтовщиков сотнями.

— Отлично. Легионеры понимают, что пленных брать нельзя?

— Разумеется.

Октавиан помолчал, а потом спросил:

— А твоя мать, Руффия, как она?

Фиделий усмехнулся.

— Хорошо. Передает вам наилучшие пожелания. И еще это.

Он вытащил из притороченной к седлу кожаной сумки небольшой предмет, завернутый в льняную тряпицу. Портрет, подумала я. Так оно и оказалось.

Щеки Октавиана порозовели.

— Очень мило, — глухо произнес он, вглядываясь в лицо, заключенное в фаянсовую рамку (женщина была довольно красива, с длинными черными волосами и прямым римским носом), а затем передал портрет Юбе. — Убери.

Юноша помрачнел.

— Мама так тосковала без вас эти месяцы.

— Правда? — Брови Октавиана вздернулись. — Ну, передавай от меня привет и скажи, что в ближайшие дни я буду занят.

— Вы ее навестите, Цезарь?

— Если будет время! — рявкнул тот. — В первую очередь нужно разобраться с мятежниками, а потом еще угомонить Сенат!

Фиделий даже попятился.

— Да… Да, понимаю. В Сенате были разные волнения в ваше отсутствие…

Глаза Октавиана блеснули.

— Серьезно? И по какому поводу? — осведомился он с возрастающим интересом.

Молодой человек замялся. Мне даже подумалось, не сболтнул ли он лишнее.

— Ну, это насчет сражения. Мы не знали, кто победит. Ты или Антоний.

— И?

Фиделий тревожно покосился на Агриппу.

— А если бы вы с ним оба погибли? Сенаторы думали, кого назначить вместо вас. Звучало несколько имен…

Октавиан ослепительно улыбнулся.

— Например?

— Ну, разные члены патрицианских родов. Никого, кто бы обладал реальной властью.

Фиделий нервно хохотнул.

— Что ж, — сказал Октавиан, — если Сенат решил, что их имена достойны упоминания, может, эти люди и мне сослужили бы службу.

Юноша удивился.

— Ты думаешь?

— А почему нет? Так кого сочли хорошим преемником?

— Ну, самых различных людей. Даже меня называли.

Улыбка сошла с лица Октавиана.

— Разумеется, он еще так молод, — поспешил вставить Марцелл. — И не смог бы возглавить армию. И вообще, кто бы за ним пошел?

Фиделий посмотрел на него — и вдруг сообразил, во что ввязался.

— Верно… Это верно. Обо мне вспомнили только из-за отца и моего богатого наследства. Марцелл подтвердит. Я… я никогда и не желал становиться Цезарем.

— Конечно. Пойдем прогуляемся. — Октавиан приобнял юношу за плечи, незаметно для него многозначительно переглянувшись с Агриппой. — Нам надо кое-что обсудить наедине.

Фиделий обернулся на Марцелла, и тот еще раз попытался вмешаться.

— А можно он останется поиграть с нами в кости?

Октавиан одним взглядом пригвоздил племянника к месту.

— Нет.

Агриппа догнал их, и троица удалилась прочь.

Мы с братом уставились на своего спутника.

— Что теперь будет? — спросил Александр.

Марцелл отвернулся, и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы.

— Матери сообщат: погиб, сражаясь с мятежниками.

— Значит, его убьют? — воскликнула я. — За что?

Молодой человек прижал палец к губам.

— Если два месяца назад сенаторы посчитали Фиделия достойным преемником Цезаря, что помешает им думать так же три года спустя?

— Он не метил на место Октавиана! — возмутилась я.

За нашими спинами вдруг раздался крик, и тут же настала мертвая тишина.

— Мой лучший друг детства, — прошептал Марцелл и зажмурился. — Мы были почти что братьями.

— И твоего дядю это не волнует? — вырвалось у меня.

— Нет. Стабильность Рима — вот его главная забота. — При этих словах молодой человек открыл глаза и взглянул на нас. — Будьте с ним осторожнее.

Восстание подавили еще до того, как солнце достигло высшей точки на небе. Мы развлекались у дороги, бросая кости, когда явился Агриппа с новостями.

— Пора ехать, — отрывисто сказал он. — Мятеж окончен.

— И что, все убиты? — спросил Марцелл.

Полководец кивнул:

— До единого.

— А Фиделий?

Агриппа замялся.

— К несчастью, его мы тоже лишились.

Мы сели в колесницу и тронулись в путь. Чтобы отвлечь Марцелла от грустных мыслей, Александр поинтересовался, сколько лет назад возвели Сервиеву стену. Тот пожал плечами.

— Очень давно.

Повозка проехала городские ворота. Даже если только что улицы были усеяны телами рабов, истекающих кровью, к возвращению Октавиана их успели убрать.

— А знаменитые семь холмов, как они называются?

— Вот этот, перед нами, — Квиринал, — вздохнул наш спутник. — Ничего особенного. Рядом — Виминал, самый низкий из них. На Эсквилине, — сказал он, махнув рукой направо, — снимают жилье богатые приезжие. Правда, для этого нужно еще добраться до постоялых дворов на вершине.

— А что, такая крутая дорога? — посочувствовала я.

Марцелл добродушно усмехнулся наивности моего вопроса.

— Нет. Просто на склонах живут воры и беглые рабы. Не самая приятная компания, можешь поверить.

Потом мы увидели Целий, увенчанный красивыми виллами, а по правую руку от него — Авентин.

— Там живут одни торговцы и плебеи.

— Плебеи? — переспросил Александр.

— Люди, у которых нет большого надела земли. В общем, не всадники.

— Значит, Цезарь — всадник?