Онлайн книга «Кепка с карасями»
Кошкин еле оттащил Алого за ошейник. Тогда лежащий приподнялся и сказал: — Ну и собачка у вас, товарищ Кошкин! Обалдеть можно! Человек, за которым они гнались, был не кто иной, как Володька Есаулов, приятель Кошкина и тоже пограничник. И всё это была пока учёба. Старший инструктор сказал: — Собака работала хорошо. За такую работу ставлю ей отметку «четыре». — За что же «четыре»? — спросил Кошкин. — Надо бы «пять». — За пескаря, — ответил старший инструктор. «Проклятый пескарь!» — подумал Кошкин. Он хорошо знал, что пограничная собака не должна отвлекаться, когда идёт по следу. Все сели в машину, чтобы ехать назад, а Кошкин достал из кармана отличный сухарик и сунул его Алому в пасть. И Алый, хрустя сухарём, подумал про старшего инструктора и про Володьку Есаулова: «Вам небось после такой беготни тоже хочется погрызть сухарика, да товарищ Кошкин не даёт». Наконец настал день, когда Кошкин и собака Алый попрощались со школой собачьих инструкторов. Они поехали служить на границу. Начальник заставы сказал: — А, ёлки-палки, Кошкин! — Так точно! — гаркнул Кошкин, да так громко, что у начальника заставы чуть револьвер не выстрелил. — Вижу, вижу, — сказал начальник, — вижу, что ты научился отвечать как следует. Только попрошу так сильно не орать, а то у меня чуть револьвер не выстрелил. Потом командир спросил: — Как же зовут собаку? — Алый, товарищ капитан. — Алый? — удивился начальник заставы. — Почему Алый? — А вы погодите, товарищ капитан, — ответил Кошкин, — вот он высунет язык, и вы сразу поймёте, почему он Алый. А застава, куда приехали Кошкин и Алый, была в горах. Кругом-кругом, куда ни погляди, всё горы, горы… Все они лесом заросли: ёлками, дикими яблонями. Взбираются деревья вверх, налезают на скалы. А из-под корней вываливаются круглые камни да острые камешки. — Видишь, Алый, — говорил Кошкин, — вот они, горы. Это тебе не школа собачьих инструкторов. Алый глядел на горы и думал: «Просто странно, отчего это земля так вздыбилась, к небу колесом пошла?.. Быть бы ей ровной…» Трудное дело — охранять границу. Днём и ночью ходили Кошкин и Алый по инструкторской тропе. Тропа эта — особая. Никому по ней нельзя ходить, кроме инструктора с собакой, чтобы не было постороннего запаха. Рядом с инструкторской тропой идёт широкая вспаханная полоса. Кто бы ни пошёл через границу, обязательно оставит след на вспаханной полосе. Вот Кошкин и Алый ходили по инструкторской тропе и смотрели на вспаханную полосу — нет ли каких следов? Дни шли за днями, и ничего особенного не происходило. А на вспаханной полосе были только шакальи да заячьи следы. — Дни идут за днями, — говорил Кошкин, — а ничего особенного не происходит. «Беда невелика, — думал Алый, — не происходит, не происходит да вдруг и произойдёт». И действительно. Как-то вернулся Кошкин с ночного дежурства и только хотел лечь спать — тревога! Тревога! Кто-то перешёл границу! Тревога! В ружьё! Через две минуты на заставе остались только дежурные. Словно ветер сдул пограничников, да так ловко сдул, что они оказались там, где надо… Кошкин же и Алый очутились у горного озера. Там, в озере, плавали форели — тёмные рыбы с коричневыми звёздами на боках. На берегу Кошкин увидел знакомого старика, который вообще-то жил неподалёку, а сейчас удил форель. Этот старик нередко помогал пограничникам. — Здравствуй, Александр, — сказал Кошкин. Старик кивнул. — Никого не видел? — спросил Кошкин. — Видел. — Кого? — Босого мужика. — Тю! — сказал Кошкин. — Какого босого мужика? — Тю, — сказал теперь старик Александр. — Косолапого. Кошкин плюнул с досады: он вспомнил, что босым называют медведя. — А больше никого не видел? — Видел. — Кого? — Обутого мужика. — Ох, — рассердился Кошкин, — дело говори! Но старик Александр дело говорить не стал. Он любил говорить странно и шутливо, поэтому сейчас он просто ткнул пальцем в сторону лысой горы. Но Кошкину и этого было достаточно. Он сделал Алому знак, и они побежали в ту сторону. Было тихо, тихо, тихо. Но вдруг откуда-то сорвался ветер, закрутился колесом и донёс до Алого запах — странный, недобрый. Тронул ветер верхушки ёлок и тревожно затих и так притаился, как будто ветра и не было на свете… Алый взял след. И теперь Кошкин продирался за ним через густые терновники, скатывался в овраги, поросшие ежевикой. Алый шёл по следу возбуждённо — острый, чужой запах бил прямо в нос. Алый зло залаял, и сразу Кошкин увидел человека — на дереве. Он сидел на дереве, на дикой яблоне; словно пантера, прижался к чёрному корявому суку. — Вниз! И человек спрыгнул с ветки и, отряхиваясь, заговорил: — Да я так просто, яблочков хотел пожевать, яблочков. — Оружие — на землю! — Да нет у меня никакого оружия, — сказал человек. А я так просто, яблочков хотел было пожевать, кисленьких. 
И вдруг он прыгнул на Кошкина и в ту же секунду оказался на земле, потому что Алый сшиб его с ног и прокусил руку, сжимавшую нож. — О-о-о! — закричал человек, а потом замолчал — так страшно было увидеть над собой раскрытую собачью пасть… Когда Кошкин вёл его на заставу, он всё бубнил: — А я-то яблочков хотел было пожевать… — А потом оглядывался на Алого и говорил: — У-у-у! Дьявол проклятый! Алый бежал сбоку, и что он думал в этот момент, сказать трудно. Так и служили Кошкин и Алый на границе. Командир заставы часто посылал их в «секрет». Они прятались в кустах и следили, чтоб никто не перешёл границу. Они так прятались, что их нельзя было увидеть, а они видели всё. Словом, секрет. Пробегал мимо заяц — они даже и не шевелились. Если пробегал шакал, тогда Алый думал: «Беги, шакал, беги. Жаль, что я пограничная собака, а то бы я тебе уши-то пооборвал». Кошкин, конечно, не знал, о чём думает Алый, но сам глядел на шакала и думал: «Жалко, что Алый — пограничная собака, а то бы он от этого шакала камня на камне не оставил». |