Онлайн книга «Горны Империи»
|
– Пожалуйста, дослушайте… Это не за ботинки. Научите ребят, которых я дам, работать с кожей. Вы же не только ботинки тачать умеете, верно? * * * Ивана Купалу в отличие от Дня Девочек отмечали и здесь. Денис сколько себя помнил, столько помнил и этот летний день – праздник летнего солнцеворота. Его отец несколько раз был «урядником» в районе, где проживали Третьяковы. С самого утра девушки собирали травы и цветы, плели венки и припасали травы-обереги – полынь, зверобой, а то и просто крапиву. На улицах Петрограда тут и там можно было встретить их – с целыми пучками на поясах. Парни срубали деревья – чаще всего вербы – высотой в два человеческих роста, ставили на местах, выбранных компаниями для проведения гуляний, чаще всего у воды. Девушки украшали дерево – «марену» (так называлось оно на родине Войко, и это название прижилось в их с Денисом отряде) или «купалу» – цветами и цветными лоскутами ткани. Под дерево прилаживали изображение Ярилы – связанную из соломы куклу величиной в половину человеческого роста с внушительным мужским достоинством, окрашенным в красный цвет. Перед «Ярилой» на блюдах раскладывали еду. Парни заготавливали дрова и складывали неподалеку от деревца два будущих костра. Один, большой – «Купалец» – иногда высотой был до второго этажа; в середине его устанавливали высоченный шест, на вершине которого крепили деревянное просмоленное колесо. Другой костер, колодцем, до пояса – «крада» – был нужен для сожжения лика Ярилы. Венки, крапиву для купания и травы-обереги складывали тоже под деревом. И около четырех часов пополудни начиналось самое интересное… Денис знал этот обряд от и до. И очень обрадовался, когда увидел, что и тут он мало чем отличается от привычного… но сегодня ему не хотелось праздновать ни с кем – ни с родными, ни с новыми друзьями. Дениса трясло от возбуждения, когда он седлал коня, мурлыча про себя, чтобы успокоиться, как бы показать самому себе: ничего необычного не происходит: Открывай калитку тихонько — Слышишь, праздник-то какой? Слышишь песен голос звонкий — Над кострами, над рекой? И кровь прыгала в висках в ритме много раз слышанных бубнов: Купала – Ивана Купала, Купала – Ивана Купала — Купала! Хэй-хэй! И несколько раз ткнулся лицом в гриву Серого, чтобы унять дрожь. Денис был одет, как привык одеваться на праздники – белая рубаха с красной вышивкой по вороту, обшлагам и подолу, широкий пояс с чеканной пряжкой и ножом (не скаутским – мужским русским ножом, «полевкой»), свободные синие штаны, узкие черные сапоги без каблуков, волосы схвачены вышитой повязкой. Продолжая напевать, Денис вскочил в седло и ткнул Серого: – Но-о!.. …Погадай мне – мне не страшно! Видишь – там, вдалеке, Где-то папоротник в чаще И плывут венки по реке… …У казаков гуляли уже вовсю. В роще, окружавшей станицу, Денис буквально наткнулся на хоровод – девчонки водили его вокруг дерева, одновременно передавая друг другу здоровенный черпак с чем-то золотистым. Парни дудели в рожки и били в бубны, а девчонки пели хорошо знакомое Денису: Во поле было, во поле, Стояла береза. Она ростом высока, Листом широка. Как под этой березой Лежал Кострома; Он убитый – не убитый, Да убрусом покрытый. Девица-красавица К нему подходила, Убрус открывала, В лице признавала: «Спишь ли, милый Кострома, Или чего чуешь? Твои кони вороные Во поле кочуют». Девица-красавица Водицу носила. Водицу носила, Дождичка просила: «Создай, Боже, дождя, Дождичка частого, Чтобы травоньку смочило, Остру косу притупило». Как за речкой, за рекой Кострома сено косит, Бросил свою косу Среди покосу… Ромка – тот самый казачонок с табачного цвета глазами с вертикальным зрачком – вроде как ненароком задел чучело Ярилы – оно упало. Кто-то из девчонок отчаянно крикнул: – Ярила умер!!! Хоровод остановился. Парни подняли «Ярилу», затормошили его. Девчонки кричали: Ой, ой! Помер он, помер! Какой же он был хороший! Не встанет он больше! Ой, да как же нам расставаться с тобою? И что за жизнь, коли нет тебя! Приподнимись хоть на часочек! Чучело понесли вокруг деревца, пятясь задом наперед под выкрики девчонок: Батюшка Кострома, свет Ярила! На кого ты нас покинул! Закрылись твои ясны оченьки! Денис закусил губу. Когда в годы прошлой войны под низким беззвездным небом умерли выдуманные хитрецами боги «мировых религий» – во многом вернулась прежняя вера. Та, с которой Человечество начиналось. Вера в то, что мир вокруг – живой… Шествие между тем дошло до погребального костра, осторожно уложило «Ярилу». Костер зажгли с четырех сторон и, переговариваясь, пересмеиваясь, стали расходиться к еде и питью. Денис не стал вмешиваться – тронул коня и проехал стороной… …Около мазанки Мелеховых никого не было. Ну и понятно – едва ли во всей станице сейчас можно сыскать хоть одного человека, от грудных детей до стариков… Денис въехал во двор верхом. Наклонился и постучал в дверь. Шагов он не услышал. Но через какие-то секунды из-за двери послышалось: – Кто там? Знакомое. Род… родное. – Иван Купала, – ответил Денис. Дверь распахнулась. Настя была в праздничном наряде. На поясе висели два свежих венка – слева и справа. – Я еле осталась, с собой все звали… – Настя подняла лицо. – Но я не верила, что ты приедешь. У вас, наверное, тоже празднуют. А ты теперь, говорят, там вообще главный… Не верила… а все равно… так… ждала. – Дай руку, – Денис протянул ладонь. Настя упрямо мотнула головой, вышла, притворив дверь. Направилась в конюшню и через минуту, не больше, выехала на серой кобылке – боком в седле, но ловко. – Это моя Туманка, – сказала она, подъезжая к Денису, – узкий носок ее сапога ткнулся в носок сапога Дениса. – Я на ней езжу уже четыре года. И ни разу не падала. Поедем? «Куда?» – хотел спросить Денис. Но вместо этого свел пятки на конских боках: – Поедем… …Мальчишка и девчонка ехали речным берегом – прямо в горящий в щели между облаками и горизонтом густой алый закат, со стороны которого дул теплый упругий ветер. Откуда-то из низины, где между деревьев россыпями горели и двигались огни, неслось: |