Онлайн книга «Сонька. Продолжение легенды»
|
— Француженка. — Это даже лучше… Извозчик стеганул лошадь, она пошла ходче. — А чайку все одно похлебать надобно! Знобит что-то! — повернулся к девушке Лукаш. — В двух верстах отсюда стынет моя хибара! Вот там и почаевничаем, и стены согреем! Действительно, через какое-то время вдали показалась полузаброшенная черная деревенька, однако извозчик к ней ехать не стал, а взял прямиком через поле к крайним избам. — Высадите меня! — затеребила его за кафтан Михелина. — Сама доберусь, высадите!.. Деньги я вам заплачу! — Э, нет, — рассмеялся Лукаш. — Высадить не могу, потому как за тебя в ответе. А пожелаешь сбежать, как тут же загрызут либо собаки, либо волки. — Оглянулся, подмигнул. — А чего ж не почаевничать с хорошим человеком?.. Боишься меня, что ли? Это я с виду такой страшный. А как посидим, да покалякаем, да спою тебе какую-нибудь нашу прибауточку, вот ты тут и влюбишься в меня!.. Я мужичок еще о-го-го! От баб прямо-таки бегаю, будь они неладны! — Он стеганул Алиску, весело заметил: — Чует, зараза, родную избу!.. Гляди, как бежит! Изба Лукаша оказалась маленькой, полуразвалившейся землянкой. Стояла она на самом отшибе деревни, забор вокруг нее был совсем никакой, окна заколочены досками. — Не жила еще в таких хоромах? — засмеялся извозчик. — Нет, — шепотом ответила воровка. — Значит, поживешь. Поймешь, какой он — хлебушко без сахара! — Прыгнул на землю, протянул девушке руку: — Пожалуйте. Михелина руки не подала, испуганно смотрела на мужичка. — Не хочу чаю. Надо ехать, скоро ночь. Извозчик снисходительно пожал плечами, стал разводить жерди, обозначающие ворота. — А что нам ночь? Когда ладный кавалер и ладная барышня, то ночь только сближает… Или кавалер не приглянулся молодке? — Поехали, — негромко повторила девушка. Мужичок неожиданно схватил ее за руку, стал тащить из повозки. — Не можем ехать!.. Лошадке надобно силов набраться! Да и нам было б неплохо полюбезничать! Михелина слетела с повозки, распласталась на земле, извозчик тут же навалился на нее, стал лапать, хватать, целовать. — Красивая! Кровь с молоком! Спрячу здесь, никто не узнает! Ну, чего ты пинаешься, дура?! Девушка с силой оттолкнула его, каким-то чудом выскользнула из-под навалившегося тела, отскочила в сторону. — Не подходи!.. Не смей!.. — закричала. — Тебя за это убьют! Извозчик шел к ней, расставив руки и приговаривая: — Не убьют! Никто не узнает! Ходь ко мне, голуба! Я добрый. Попробуй только и захочешь пробовать всю жизнь! — Убьют! — Девушка отступала и еще более отчаянно кричала: — Ты не понимаешь, что делаешь! Моя мать — Сонька Золотая Ручка! От услышанного мужичок неожиданно остановился, удивленно переспросил: — Что ты сказала? — Я дочка Соньки Золотой Ручки! — повторила Михелина, поднимая с земли какую-то корягу. — Тебя воры убьют!.. Ты будешь проклят! — Это… правда?.. Соньки Золотой Ручки?.. Той самой? — Той самой! — Девушку била истерика. — А сказала, что не жидовка. — Ты отвезешь меня в Вильно, и тогда тебя простят! — сказала воровка. — Не-е… Вот этого не надо было говорить, — покрутил Лукаш головой. — В Вильно я везти тебя не буду. Здесь останешься. Будешь моей столько, сколько захочу. И ни одна паскуда об этом не узнает. Он был страшен и решителен. Схватил Михелину за руку, потащил к своей землянке. Она пыталась вырваться, била его руками, ногами, кусала, а он уворачивался, прикрывал лицо, иногда в ответ тоже пускал в ход кулаки. Откуда-то взялась махонькая звонкая собачонка, с переполоху стала лаять, пугаясь собственного голоса, Лукаш сильно пнул ее сапогом. — Сгинь, сука! — Возьмите все! — кричала девушка. — Деньги, украшения, все! Только отпустите! — Оно и так все мое! Все! И ты тоже моя! — бормотал Лукаш, таща за собой девушку, пока не затолкал внутрь жилища. Сонька, на грани истеричного припадка, вышагивала из угла в угол камеры, вдруг присаживалась на корточки, затем резко поднималась, снова принималась ходить, останавливалась возле окна, подтаскивала к нему табуретку, вставала на нее и пыталась дотянуться до решеток, чтобы взглянуть хотя бы на кусочек воли, где люди радовались, любили, куда-то торопились, просто жили… Услышала, как заскрежетал замок, затем дверь открылась, и в камеру вошел следователь Гришин. Судя по внешнему виду, он был в дурном настроении, поэтому молча прошел к одной из коек, опустился на нее, некоторое время молчал. От него сильно разило водкой. Воровка села на вторую койку, ждала, с чем явился следак. — Скажите, для чего я живу? — спросил он неожиданно. Сонька удивилась такому вопросу, тем не менее ответила: — Наверно, затем, чтобы ловить и сажать в тюрьмы злоумышленников. — И только? — Вам этого недостаточно? — Не только недостаточно, но и по-человечески больно. Вы это понимаете? — Примерно. — Я рожден для того, чтобы бороться с тем, что победить в корне нельзя. Воры были, есть и будут!.. Люди рождены, чтоб воровать и обманывать! И я живу лишь для того, чтобы создавать видимость существования. Глупая, бессмысленная, ничтожная жизнь. — Вас кто-то сегодня унизил? — Почему только сегодня?.. Всегда! Я сам себя унижаю каждый день! Пришел к вам — унизился. К начальству — тем более унизился. По улице иду и даже там унижаюсь, чувствуя свою никчемность и бессмысленность! Сам себе вру, будто достоин, а на самом деле — крайне ничтожен и унижен! — Приходя ко мне, вы унижаетесь? — усмехнулась Сонька. — Представьте. — В чем же? — Мне вас жаль, но я обязан изо всех сил скрывать это. — Если жаль, зачем преследуете? Я что, убила кого-нибудь? Ограбила честного и добропорядочного человека? Была замечена в государственном преступлении?.. В чем моя вина? Грабят, убивают, воруют намного больше, нежели я бы могла это сделать!.. Я устала бегать. Устала от страха за моих девочек! Я жажду спокойной и незаметной жизни! Я готова быть нищей, лишь бы меня и моих детей оставили в покое!.. Почему за мной идет охота? За старым, ни в чем уже не опасным зверем? Следователь с некоторым удивлением заметил: — Странно вы говорите. — Да, странно. Тем более перед вами… — согласилась женщина и неожиданно спросила: — Хотите, я в чем-то вам признаюсь? Гришин с иронией усмехнулся. |