Книга Сонька. Конец легенды, страница 115 – Виктор Мережко

Анастасия повисла на кузене, пыталась успокоить его, усадить на диван, а он метался, разбрасывал все, что попадало под руки, кричал:

— Оставьте же, наконец, меня!.. Что вам всем нужно! Позвольте самому разобраться во всем!

Мать обхватила лицо ладонями, отчаянно позвала:

— Антон!.. Антон Михайлович!.. Скорее сюда!.. С Андрюшенькой беда!.. Антон!

Из глубины комнат к ним спешил отец Андрея.

Квартира Ильи Глазкова была действительно в весьма запущенном состоянии — во всех комнатах не убрано, на кухне гора немытой посуды, шторы на некоторых окнах оборваны.

Табба и бывший прапорщик сидели в столовой за столом. Перед ними стояли две винные бутылки — одна уже пустая, вторая ополовиненная.

— Знаете, госпожа Бессмертная, — вел разговор подвыпивший Илья, время от времени пытаясь коснуться руки собеседницы. — Вы уже несколько дней находитесь в моей квартире, а я все еще не могу привыкнуть, что вижу вас воочию и даже могу прикоснуться к вашей тончайшей руке.

— Не надо касаться, — вяло попросила не менее пьяная артистка и отодвинула его руку. — Я и без того прекрасно вас слышу.

— Вы для меня были и остаетесь самым загадочным созданием в мире. Клянусь… Вот даже сейчас — беседую, наблюдаю, и ничего не понять. Как живете, чем живете, почему живете — не понимаю.

— Думаете, я понимаю? — усмехнулась Табба.

— Не уверен. Знаете почему?.. Потому что вы по какой-то причине находитесь здесь. В этой, с позволения сказать, квартире. В этом хлеву. Вы — великая и прекрасная. Что вас вынудило? Что привело сюда? Не понимаю.

— Вам и не надо понимать.

— Почему?.. По-вашему, я настолько ничтожен, что не имею права задумываться?

— Скорее я ничтожна, — Табба налила себе вина, выпила. — Ничтожна и смешна.

— Нет, нет! — Илья вновь дотронулся до руки бывшей примы. — Нет!.. Зачем вы так себя унижаете? Что произошло с вашей душой? Кто вас так унизил? Скажите, и я не пощажу своей жизни. Располагайте мной в любой момент, если я понадоблюсь! Если моя жизнь понадобится — располагайте ею!

— Скоро понадобится, — кивнула актриса. — Даже весьма скоро.

— Хоть сейчас!

— Сейчас не надо. Сейчас сидите и пейте. А завтра мы поговорим отдельно. — Девушка внимательно, с прищуром посмотрела на Глазкова. — Вы ведь отчаянный человек?

— Шел ради вас на сожжение!

— А если еще раз?

От услышанного Илья слегка напрягся.

— На смерть?

— Да, на смерть… Испугались?

— Нет, напротив… Скорее даже обрадовался. Так как смысла в жизни больше не вижу, — молодой человек перегнулся к девушке через стол. — А вы также готовы умереть?

— Теоретически… Практически — не знаю.

— Но решимся на это мы вместе?

— Решимся вместе, а чем завершится, не знаю. Как судьба выпадет.

Глазков откинулся на спинку стула, шумно выдохнул:

— Я готов. Уже готов… Не поверите, но я всегда чувствовал, что наши судьбы сойдутся. Сойдутся на земле, завершатся на небесах!

Он налил Таббе и себе вина, встал, залпом, по-гусарски, выпил.

— Это самый счастливый вечер в моей жизни!

Бывшая прима с трудом поднялась, спросила:

— Я не заметила, телефон в квартире есть?

— Желаете, чтобы я помог?

— Сама.

— Сюда, пожалуйста.

Телефонный аппарат висел на стене в прихожей. Бессмертная сняла трубку, дождалась ответа телефонистки.

— Барышня, соедините, пожалуйста…

Продиктовала номер. Шли гудки. На том конце трубку не снимали. Наконец в микрофоне щелкнуло, осторожный голос Катеньки произнес:

— Вас слушают.

— Это я, — произнесла Табба. — Мной никто не интересовался?

— Нет, госпожа.

— Граф не приезжал?

— Его тоже не было. Никого не было. А вы где, госпожа?

— У знакомого.

— Мне вас здесь ждать?

— Да, жди. Если что-то важное, позвонишь, — актриса оглянулась к прапорщику. — Ваш номер?

Тот быстро назвал.

— Запиши.

— Записала.

— И еще вот что… Своему Антону пока обо мне ничего не говори. Если мне понадобишься, за тобой приедет человек, которого ты видела возле дома… Хромой, помнишь?.. Бывший прапорщик.

— Помню, госпожа.

— Все. — Табба повесила трубку.

На следующий день в закрытой пролетке Табба в сопровождении Глазкова подкатила к воротам особняка князя Андрея, бросила прапорщику:

— Ждите.

Одета она была в длинное темно-зеленое платье с пелериной под горло: прическа уложена так, что целиком скрывала шрам возле глаза.

Бывшая прима подошла к воротам, велела привратнику:

— Скажи князю Андрею, госпожа Бессмертная приехала.

— Их дома нет, — ответил тот. — И вообще все баре уехавши.

— Куда?

— На Витебский вокзал. Как раз провожать князя Андрея.

— Давно?

— Не меньше часа, думаю.

Табба едва ли не бегом вернулась к пролетке, бросила извозчику:

— На Витебский!.. Быстрее!

…К вокзалу подъехали на взмыленных лошадях. Глазков, как прежде, остался в пролетке. Табба бросилась ко входу.

Поезд от перрона еще не отошел, паровоз пускал густой пар, вдоль вагонов расположились провожающие и отъезжающие.

Актриса двинулась вдоль состава, лихорадочно высматривая семейство Ямских. И тут увидела их. Провожающих было двое: мать князя и его отец. Рядом с Андреем стояла княжна, в шляпке, одетая по-дорожному.

Лица всех были печальными, потерянными. Андрей держал руки матери, целовал их, что-то говорил.

Табба решительно направилась к ним.

Первой ее заметила княжна Анастасия. Напряглась, двинулась навстречу.

— Вас не звали. Зачем вы приехали?

— Сама… Попрощаться с князем.

— Вы здесь чужая.

— Я везде чужая.

— Здесь филеры.

— Плевать.

Родители смотрели на Таббу удивленно, настороженно.

Андрей оставил мать, сделал пару шагов к нежданной гостье.

— Это крайне неожиданно, мадемуазель.

— Для вас. Для меня естественно, — она нежно посмотрела на него. — Я не могла не увидеть вас.