Онлайн книга «Расколотый берег»
|
Вернувшись в кулисы, он заметил нужную панель сбоку от лестницы — четыре старомодных фарфоровых предохранителя, латунные выключатели. Громко щелкая, он включил их все по очереди, и сцену залили огни. Он опять вышел на сцену. Свет с колосников падал на разрисованный задник, а на рампе горела почти дюжина ламп. Пока он смотрел на них, две лампы перегорели, потом еще одна. Задник представлял холмистый пейзаж с фермерскими домиками, стадами белых тучных овец и желтой змеей дороги, которая поднималась на самый высокий холм с тремя крестами — одним высоким и двумя поменьше, по бокам, — на мягко округлой вершине. Кэшин подошел ближе. На крестах поменьше художник изобразил распятые фигуры. Но большой крест был пуст, словно ждал кого-то. Кэшин перевел взгляд на песок, разбросанный перед задником. Зачем его тут разбросали? Тушили огонь? Наверное, хотели развести костер, плеснули чего-нибудь горючего на доски, а потом перетрусили, схватили корзину и засыпали пламя песком. Правдоподобное объяснение. Хулиганы развели бы огонь, да. Но гасить его не стали бы. Кэшин пошевелил ногой песок, разгреб его. Внизу тот совсем спекся и отслаивался целыми кусками. Джо разгреб глубже, до самых досок… И увидел черное пятно. Его затошнило, по шее пробежал холодок, заломило в затылке, в ушах. Здесь случилось что-то дурное. Нужно было звонить в участок, выходить и ждать в машине. Он присел на корточки, потрогал пол указательным пальцем, посмотрел на него. Кровь. Никакой ошибки. Как давно она тут? Песок уже впитал влагу. Кэшин распрямился, потер затекшую спину, расправил плечи. Стоя лицом к залу, под лучами света, бившими сверху и снизу, трудно было что-нибудь разглядеть в темноте. Но он все-таки увидел. * * * Сиденья всех кресел в зале были подняты. Все, кроме одного. В шестом ряду, в середине. Одно опущенное сиденье… Одно-единственное во всем зале. Здесь кто-то сидел. Кто-то нарочно выбрал это место — с него удобнее всего было смотреть на сцену. Смотреть? На что?… Чепуха… Может, кресло само опустилось, бывает… Все опускается, падает — это закон природы… Из дюжины предметов, которые могут упасть, один упадет обязательно… Кэшин спустился со сцены, дошел по проходу до шестого ряда, вынул мобильник, набрал номер отдела расследования убийств. — Это Джо Кэшин. Инспектор Виллани на месте? — Говорит по телефону… А нет, закончил. Соединяю… Виллани отрывисто представился. С каждым днем он все больше напоминал Синго. — Это Джо. Слушай. Я сейчас в этом зале, в Северном Мельбурне. Здесь кое-что случилось, стоит подъехать взглянуть. Виллани кашлянул и ответил: — Это который Джо? Из Порт-Монро? А звонишь из Северного Мельбурна? Решил посмотреть большой городу, а, Джо? Ну рассказывай, что там у тебя. — Запиши адрес, — начал объяснять Кэшин. — Да что там, на хрен, стряслось? — Здесь кровь, свежая. — Ну и что же? — Бургойн. — Бургойн? — По-моему, да… Да. — В Северном Мельбурне? — Непонятно, согласен. Докладываю то, что видел, но, если хочешь, позвоню по горячей линии. Хочешь? — Похоже, дело срочное, что мама не горюй. Ладно, бросаю все и еду. Где ты? Кэшин назвал адрес, разъединился и взглянул на занавес с нарисованными на нем крестными муками. Потом вернулся к другому краю сцены, поднялся по лестнице, постоял в темноте. Знакомый запах! Здесь он был сильнее. Шее и плечам опять стало холодно, да так, что он задрожал. В то утро в гостиной Бургойна пахло точно так же. Он потянул носом, огляделся, заметил, как стучат у него зубы. Слева, у стены, стояло литое железное колесо с двумя ручками, установленными под прямым углом. Он подошел поближе. Из-за колеса вверх, в темноту, уходил трос. Трос был намотан на барабан, а сзади стоял храповик с железной ручкой. Он тут же все понял. Трос поднимал и опускал декорацию, тот самый разрисованный задник, а храповик натягивал трос так, чтобы декорация не обрушилась. За тросом, вернее, между тросом и стеной что-то лежало. Кэшин протянул руку и вынул тряпку, смятую в комок, уже почти сухую. Пахло от тряпки. Да, от тряпки, точно. Уксус… Кухонное полотенце, смоченное уксусом. Он развернул его, посмотрел на свет. Пятно. Кровь. В голове тут же завертелся вопрос. Почему не работал храповик? Зачем натянули трос? Он крутанул железное колесо, и собачка на храповике отщелкнулась. Колесо завертелось, собачка быстро затрещала, натяжение троса стало ослабевать. Металлические щелчки… Фрагмент декорации начал опускаться. В щель между досками он видел только часть сцены. О господи… Голые лодыжки, вспухшие темные ступни, запекшаяся на них кровь, спутанные волосы на лобке, темные — на торсе, поднятые вверх руки, темная дыра между ребер, со стороны… Кэшин остановил колесо. Собачка щелкнула, трос остановился. Худое голое тело, в запекшейся крови, тихо раскачивалось. Кэшин прошел через зал, в фойе, открыл парадную дверь, вышел на холодный городской воздух и, стоя на верхней ступеньке, глубоко задышал. Серебристая машина свернула с улицы, поехала прямо на него, остановилась метрах в двух, у бордюра. Передние дверцы открылись. Виллани и Финукейн, бледные, как гробовщики, вышли и посмотрели на него. — Ну что? — нетерпеливо спросил Виллани. — Что? — Внутри, — сказал Кэшин. * * * Они втроем сидели в большой неприбранной комнате на седьмом этаже, сдвинув столы и везде где можно разложив папки. Не переставая тренькали, звонили, заливались дурацкими мелодиями телефоны. — Прямо как раньше, — сказал Биркертс. — Мы сидим, и вот сейчас откроется дверь и войдет Синго. — Да, хорошо бы, — откликнулся Виллани и, вздохнув, пробежал пальцами по волосам. — Господи, который уж месяц никак к нему не выбраться! Вина копится по всем фронтам. Ничего-то до конца довести не можем. Кэшину показалось, что вид у Виллани совсем измученный, гораздо хуже, чем той ночью, когда они засиделись за вином в комнате его сына. — Даже договорить, — продолжил Биркертс. — Я вам рассказывал, что этого парня из Фентона прищучили-таки за эксгибиционизм? В самой глухомани — в Клюне, около Балларэта. Приставал к девочкам из школы Уэсли. [33] |