Онлайн книга «Амнезия творца»
– Вы с Гвен раньше были вместе, – раздраженно сказал Кэйл. – Это очевидно. – Но ты ее не помнишь. – Ну, не совсем так. Остались кое-какие обрывочные воспоминания. Но не в этом дело. Она сейчас здесь. Не такого утешения ждал Эверетт. Что означает его привязанность к Кэйлу и Гвен, если он их едва помнит? И кто он сам, если вся его биография – лишь клочки воспоминаний, прицепившиеся к этим людям? Да и люди ли они, если живут только в охлаждаемых пробирках? – Эверетт, я хочу тебя попросить об одной услуге. Не только для меня, но и для Гвен. Сделай вот это настоящим. – Я не могу. – Это гораздо проще, чем то, что ты уже сделал. У меня почти все готово. – Кэйл указал на небо. – Тут лишь одно препятствие – связь с внешним миром. Зависимость от него. Ты ее можешь убрать. Эверетт промолчал. Он поднял глаза. Солнце уже пересекло небосвод и теперь всходило вновь. – И вообще, – сказал он, поразмыслив, – что значит – сделать настоящим? – Поменять, – сказал Кэйл. – Местами. – Он показал руками. – Илфорда, Келлога, всю эту расколотую, выродившуюся американскую реальность сделать маленькими. Превратить в наркотик. Когда захотим, вытянем их из пробирки. А этот мир сделай настоящим. Постоянным. Эверетт молчал. – Эверетт! Сделай Гвен настоящей. – Гвен нет. Есть лишь намек на нее. Фантом. – И ты готов сказать ей это в глаза? Заявить, что она – всего-навсего пустое место? Смешной разговор у нас получается, Эверетт. От Гвен, если хочешь знать, осталось не меньше, чем от любого из нас. "Может, ты и прав, – подумал Эверетт. – Я вернулся, потому что искал ее. И нашел. И та, кого я обнимал, была настоящей. Все это – реальное. Все, что вокруг меня». Месяц назад он жил в кинобудке, пил какую-то дрянь, принимая ее за технический спирт, и видел сны Келлога. Да кто он такой, чтобы смотреть в зубы дареной действительности? Он был рад, что его узнала Гвен, – хорошо, когда тебя хоть кто-то помнит. Уже не говоря о том, что любит. «В ней столько Гвен, сколько я заслуживаю, – подумал он. – Никак не меньше. А может, и больше». И все-таки ему этого было мало. – Кэйл, – сказал он, – кто-то должен знать. – Что знать? – Что случилось с Гвен. «И с тобой», – едва не добавил он. – Как насчет Илфорда? Что он помнит? – Илфорд – лжец! – Вокруг снова затрепетал мир. А затем затрещал, рассыпался на невообразимо яркие составные цвета и сгинул. Они снова очутились в плоском сером пространстве, в мертвой зоне, и Кэйл ссутулился, потупился, будто решил, что Эверетт отшвырнул его подарок, отверг предложение. А на самом деле исчезновение пейзажа Эверетт воспринял как тяжелую утрату. Не важно, что он почти не верил в реальность этого мирка. – Кэйл? – Да. "Нужно правильно сформулировать вопрос, – подумал Эверетт. – Если опять упомяну Илфорда, ничего не выйдет». – Ты говорил, мне надо с кем-то встретиться. Другая точка зрения. – А, ты про Вэнса… – Как раз это мне сейчас и нужно. Другие точки зрения. – Вэнс тут проездом был. Год назад или полгода. Не знаю. Если он – настоящий, то у него там, похоже, небольшая война. С пришельцами. – Где? – В Лос-Анджелесе. И в других местах. Вот по таким мелочам и отличаешь явь от нового дурного сна. – Ага, слыхал, – сказал Эверетт. – Где-то в пустыне, говорят, что-то военное происходит. – Я к нему давненько не заглядывал. Это, видишь ли, не совсем сценическое. – То есть? – Билли дал ему дозу, и мы смогли встретиться. Пока он тут был, я создал вариант его мира, ну что-то вроде записи. Сейчас увидишь. Отворилась еще одна дверь, Кэйл направился к ней. Едва за ним следом вошел Эве-ретт, у него закружилась голова. Он вдруг очутился в хвостовой части не то самолета, не то вертолета, не то катера на воздушной подушке. Машина так жутко кренилась, что бортовые иллюминаторы глядели почти в упор на городские строения. Эверетт увидел на себе глухой комбинезон с проводами и пультами. Экипированный подобным образом, рядом стоял Кэйл. Под ними лежал город – плоский, серый, мертвый. Эверетт закрыл глаза и уловил содрогания корпуса, вибрацию двигателей. – Кэйл? Услышав незнакомый голос, Эверетт открыл глаза. Из низкого люка кабины вынырнул чернокожий человек в таком же, как у Кэйла и Эверетта, комбинезоне армейского покроя. Он был молод, но совершенно сед; черные очечки едва прикрывали глаза. – Вэнс, – обратился к нему Кэйл, – я привел друга, Эверетта My на. – Вэнс Эскрау, – представился незнакомец. Он выпрямился и, расставив ноги чуть ли не на всю ширину палубы, протянул руку. Эверетт воспользовался рукопожатием, чтобы получше утвердиться на ногах. – Эверетт долго не был в городе, и теперь Илфорд им заинтересовался, так сказать… – Ладно, не рассказывай. – Вэнс состроил гримасу, повернулся, и Эверетт ощутил, как в него, пробуравив темные очки, впился изучающий взгляд. – Сны показываешь? – Да, – ответил Эверетт. – Тогда давай к нам. – Да ладно тебе, Вэнс, – сказал Кэйл. – Он про войну хочет узнать, вот я его и привел. Вэнс ухмыльнулся: – Ну, что ты хочешь узнать? Мы – это все, что осталось. Пятнадцать или шестнадцать сотен свободных людей. Все прочие – обезьяны безмозглые, рабочая скотина. Но мы их стараемся помногу не гробить – они ж не виноваты, верно? Мы ищем ульи. Машина выровняла полет, снизилась и пронеслась над заброшенным парком, над ветшающими аттракционами. Эверетт увидел темные силуэты – горожане, точно крысы, шмыгали за углы. Из кабины сквозь треск помех пробились голоса на короткой волне. – Эй, Стоуни! – обернулся Вэнс. – А ну, выруби. Мы тут беседуем. – Есть, ваша честь, – донесся саркастический отклик. – Я думал, вы с пришельцами деретесь, – сказал Эверетт. – Правильно думал, но они не такие, как ты навоображал. Не марсиашки на ходулях. Догадываешься, почему мы в воздухе? Кэйл не сказал? – Пришельцы господствуют на земле, – объяснил Кэйл. – Они тоже хозяева снов, только сны у них инопланетные. Единственное спасение от этих тварей – держаться в воздухе. – Если сядем, – добавил Вэнс, – тоже заделаемся рабами. Вольным людям летать приходится, вот так-то. – Чьими рабами? – Косясь на иллюминаторы, Эверетт напомнил себе, что скользящий за ними ландшафт нереален. – Ульи, – ответил Вэнс, – растут в домах. А людям поручено за ними ухаживать, жратву таскать, безделушки, всякие мелкие подношения. У пришельцев на родине господствующим видом являются этакие насекомые с коллективным разумом, а крупные животные служат им руками и ногами. Они и тут такой обычай завели, когда приземлились. Превратили нас в животных. Добро бы хоть заботились о своей скотине, так ведь ни хрена подобного! Да и чего им за людей волноваться, когда нас тут такая прорва? Ежели хочешь знать, народ даже зубы чистить отвык. И про еду больше не вспоминает. |