Книга Немой свидетель, страница 40 – Карло Шефер

— Ясное дело, — согласился Тойер. — Но давайте все же подумаем вот о чем: во втором случае преступник действовал глупо, по-идиотски, чего не скажешь про предыдущее убийство. Бауэр — полный кретин, это всем понятно.

— Ах, теперь я вообще не знаю, что и думать. — Зенф выглядел подавленным. — Возможно, господин Магенройтер все-таки прав. А если нет, значит, убийцей была обезьяна. Возможно, я погорячился с этим Фредерсеном. Что мы в итоге знаем точно?

— Что касается меня, то я точно знаю, что неплохо бы нам пропустить по кружечке, — подал голос Хафнер.

— Дельное предложение. — Магенройтер устало улыбнулся. — Вот и отправляйтесь. Вы неплохо поработали и заслужили отдых. В следующий раз я охотно к вам присоединюсь.

Так четверка сыщиков оказалась в «Эссиггаузе». Они с удовольствием созерцали бурление посетителей в пивной, немножко поиграли в карты, довольно много выпили. Впервые за долгое время они не обсуждали никаких служебных проблем. К полуночи Тойер добрался до дома — благо идти было два шага. В прихожей он покосился на телефон, словно на живое, не слишком приятное ему существо. Потом собрался с духом и позвонил Ильдирим.

— И что? Вы думаете, он действительно причастен к первому убийству? — спросила Ильдирим, выслушав историю Тойера. Она мучилась от бессонницы, дождь барабанил в окно, пора было возвращаться домой.

— Не думаю. Но эта тупая как пробка Швейгер наверняка не вспомнит, чем они занимались в тот вечер.

— А та женщина-инвалид, Бабси?

— Вероятно, видела, как он избивал цыгана или нес тело… Да ведь она ничего не сумеет нам сказать. Приезжай поскорей. Мы поговорим и все выясним. Все в наших силах.

— Да. Попробуем еще раз, возможно, у нас получится лучше, я… Тойер, ты слушаешь?

Он уже спал.

Тойер и его комиссары, рассчитывая без особых хлопот продолжить расследование по сложившейся схеме, встретились, как и было договорено, в кафетерии. Что неудивительно: даже Лейдиг и Зенф не имели ничего против еще одной утренней чашки кофе.

— Теперь мы поглядим, — сказал Тойер. — И послушаем.

— И попьем, — непослушным языком добавил Хафнер.

— Вчера я выпил три бокала вина. — Зенф сокрушенно покачал головой. — Обычно я столько не пью.

— Я тоже, — простонал Лейдиг, — и вообще, за последнюю неделю я уже…

— Ах, вот вы где. — К ним подсел Магенройтер. Если накануне он выглядел неважно, то теперь просто ужасающе.

— Что такое? — спросил Тойер, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Бауэр покончил с собой. Разбил голову о стену камеры. Бауэр мертв.

Тойер молчал. Хафнер курил, Лейдиг отрешенно теребил галстук. Мертвый неонацист — не такая уж и трагедия. Или все же варварство — так относиться к человеческой жизни?

— Остался ли теперь хоть какой-то шанс выяснить, что случилось на самом деле? — спросил Магенройтер и сам ответил: — Боюсь, что нет.

— Вы не совершили никакого преступления. Только высказали свое подозрение. А он был грязной свиньей.

— Так и надо на это смотреть. — Магенройтер кивнул. — Я постараюсь.

Они пошли в Центр.

— Бывают такие дела, — мудро проговорил Хафнер. — Многое так и остается во мраке.

Телефон. Лейдиг взял трубку, выслушал, несколько раз кивнул.

— Положительная статья о нас в «РНЦ», несмотря на самоубийство. Некоторые расценивают это как признание. Другие держатся версии об обезьяне. Тем более что мы располагаем фактами в пользу обеих версий.

— А я, — грустно заметил Зенф, — вероятно, никогда не узнаю, имелось ли в моих подозрениях хоть зерно истины…

Гаупткомиссар поднял голову и неожиданно для себя сказал:

— Помнишь, Хафнер, ты как-то говорил, что мы можем допросить бедняжку Бабси с таким же успехом, как и обезьяну?

— Нет, не помню. Кстати, прежде вы нам то выкали, то тыкали. Теперь же почти всегда говорите «ты». Это показательно: наша группа сплотилась вопреки всем невзгодам.

— Хорошо. Или плевать. Может быть, нам все же удастся опросить обезьяну. Как думаешь, Лейдиг?

Кликнув мышью, молодой комиссар вытащил из принтера пару листков.

— «Окончил школу в Эйзенштадте, Бургенланд»… — Он бегал глазами по строчкам, выискивая главное. — «Изучал лингвистику и биологию в Вене и»… Ну да, в Хильдесхейме, ага, там только лингвистику… вот-вот: «Что бы ни говорили мои критики и недоброжелатели, подопытные приматы безусловно проявляли способность к языковому общению по предложенной мной языковой дефиниции — коммунинету». Понятия не имею, как это правильно произносится, — признался Лейдиг и продолжал читать: — «И я в любое время могу и готов это доказать». Бред какой-то, как вы думаете?

— Дай мне номер телефона! — взволнованно воскликнул Тойер. — Нет, не надо!

Тойер запустил пальцы в редеющую шевелюру:

— Лейдиг! Получается, мы станем допрашивать обезьяну?!

Они переглянулись.

— Верно, — спокойно подтвердил Лейдиг. — Только мы одни не справимся.

— Нет, не справимся.

— А ведь обезьяна жестикулировала, пыталась что-то объяснить. Это наш последний шанс.

Тойер уставился на цифры. Телефон в Брюсселе. Гораздо лучше было бы сейчас выспаться. Но ведь он видел собственными глазами, как Богумил что-то изображал жестами.

Он сел к своему письменному столу, тяжело вздохнул и набрал номер телефона доктора Гельмута Хамилькара. Ждать пришлось недолго. Через два гудка трубку подняли.

— Хамилькар слушает.

Тойер тут же подумал о Ганнибале и Пунических войнах. Впрочем, великого карфагенского полководца звали ведь Гамилькар?… Он взял себя в руки, пытаясь не потерять нить разговора.

— Так я вас правильно понял, что вы зашли в тупик с вашим расследованием и нуждаетесь в моей помощи? — спрашивал доктор.

— Может горилла говорить или нет?! — волновался Тойер. — Возможно ли это вообще?

— Тут я должен кое-что объяснить… Видите ли, в процессе лингвистических исследований я заметил, что между морфологией и синтаксисом зияет пропасть, впрочем, вам это ни о чем не говорит… Видите ли, слова и фразы — разные категории.

— Да, — согласился Тойер, — слова — это слова, а фразы — это фразы.

— Распространенная концепция, — засмеялся его собеседник. — Моя модель заменяет эти частные определения, превращающие грамматику в подобие кулинарного рецепта, понятием «коммунинет», производным от слов «коммуникация» и «сеть» — по-английски, конечно…

— Да-да!

— Это довольно тяжело объяснить дилетанту. Традиционные грамматические модели опираются на информацию, которая делится на сегменты: фонему, морфему, слово, фразу, текст… Мое коммуникационное понятие определяет бесконечные плоскости общения. Сложное взаимодействие между температурой воздуха и ветром также образует коммунинет, который мы хотя и можем интерпретировать, но не в силах непосредственно понимать. Все вокруг — коммуникация, так говорил еще Вацлавик, [16] тоже был из Ве-э-ны… — Хамилькар изобразил венский акцент и засмеялся. — Он трактует язык как особую форму бытия, включая в него язык тела и мимику. Всё вокруг нас — разговор без слов, это заметил еще Гегель. Да, произнесенное слово — исключение, исключительный случай коммуникации! Всё в мире хочет обмениваться информацией; синтез, природа, эволюция — все это разговор.