Книга Немой свидетель, страница 41 – Карло Шефер

У Тойера пошла кругом голова.

— Так может нам помочь Богумил? Вы можете нам помочь?

— Я убежден в этом! — твердо заявил Хамилькар. — Я охотно приеду, если вы мне оплатите проезд…

— Да, конечно. — Тойер вздохнул с облегчением. — Он умеет говорить как человек?

— Нет. — Хамилькар напоминал врача, который втолковывает бестолковому пациенту неутешительный, но не смертельный диагноз. — Он осуществляет коммуникацию в другом коммунинете…

— Но вы сумеете его понять? — перебил его обалдевший Тойер.

— Думаю, сумею.

— Почему ваши исследования были прерваны? — Тойер испугался, не обидел ли его.

— Почему при жизни Ван Гога не была продана ни одна его картина? Почему Фрейд так поздно стал профессором? Я надеюсь, что в Брюсселе, городе в центре Европы, больше вкладывают в будущее, чем в помешанной на смерти Вене…

На том и расстались, договорившись, что Тойер может обращаться к нему в любое время. Сыщик взволнованно ходил по кабинету. Возможно, он совершит прорыв в расследовании. Этого никто не ожидал.

Все старались, как могли.

Тойер приготовил ужин, на вкус он получился не очень, но Ильдирим и Бабетта бурно хвалили все блюда. Непривычно мирная девочка быстро ушла спать.

Вот только я ничего тебе не привезла… — Ничего, ничего, что ты! Хорошо, что мы опять… — Ой, смотри: сегодня будет «Патер Браун» с Хайнцем Рюманом, тебе ведь нравилось. — Давай посмотрим. — Я так устала… — Ну да, понятно…

Молчание, кончики пальцев соприкоснулись.

— Мы придумали… я выдвинул версию… я уверен, что обезьяна в зоопарке что-то пыталась нам объяснить, и мы говорили с тренером… Или дрессировщиком?…

Пальцы сжались в кулак.

— Многое говорит в пользу того, что расследование нужно продолжать, я тоже в этом уверена. Но… У вас есть результаты?

— Тебе это интересно, да? — обрадованно сказал Тойер.

Он пошел в кладовку и протянул руку к месту, где стоял шнапс. Его там не оказалось.

— Бабетта пьет! — с возмущением воскликнул гаупткомиссар.

— Я допила остатки еще перед отъездом.

— Очень мило!

— Не стоит благодарности. Кстати, для изучения языка горилл тебе, случайно, не придется поехать в Висмар?

Тойер шагнул к столу:

— Значит, тебе не дает покоя ревность — между прочим, абсолютно беспочвенная, — а на гибель человека тебе наплевать?

Ильдирим распахнула балконную дверь и принялась курить — совершенно по-хафнеровски, — часто и глубоко затягиваясь.

— Значит, моя ревность к профессору Хорнунг беспочвенна?

— Да конечно! — Тойер чуть не задохнулся от тоски, накрывшей его волной. Он не испытывал никакого желания видеть ни Хорнунг, ни морские пейзажи. — Хамилькар… — сменил он тему.

— «Милка»? — не расслышала Ильдирим. — У нас нет такого молока, а что, надо было купить?

— При чем тут молоко? Я говорю про доктора Хамилькара, он работал с Богумилом, гориллой из зоопарка. Он скоро приедет, и мне надо поговорить с Момзеном.

— Хамилькар, Богумил! С ума сойти! И что же, мой коллега Момзен должен дать согласие на допрос обезьяны?

— Ну вроде того…

— Тогда я точно могу появляться на работе только в парандже! Ладно, Йокель, хватит говорить на эту тему! Пожалуйста! Твой фильм начинается.

— Чем мы займемся завтра? То есть я имел в виду воскресенье. Может, съездим куда-нибудь?

— Может быть.

Они выехали на природу, правда, не одни. К ним присоединилась вся группа. Было ясное и свежее утро, как будто созданное для великих дел.

— Сначала должен дать согласие Момзен, — объяснял Тойер, — а потом наш дуэт — оба шефа. Тогда и поглядим. Хамилькар наверняка приедет. Я немедленно позвоню Момзену. Да. Я позвоню этому говнюку.

Особой решительности в голосе у старшего гаупткомиссара не было, однако он хотел наконец-то взяться за дело. Не показывая никому, что у него на душе, он лишь прорычал:

— Не всегда надо бегать, разнюхивая след, иногда полезно макнуть мордой в грязь и других!

— Я знаю, что вы не терпите собак, — сказал Хафнер. — Но из вас получился бы первоклассный кинолог. Это я вам авторитетно заявляю.

Тойер условился с Момзеном о встрече. Возможно, это было выгодно обоим: дела у молодого прокурора шли неважно — и это после такого успешного старта, когда обер-прокурор Вернц назвал его «прилежным как пчела». Недавно пришлось отпустить хорватского преступника, занимавшегося нелегальной поставкой в Германию проституток, так как для обвинительного заключения не хватало доказательств.

И все же трудно было предположить, что прокурор может страстно желать встреч с Тойером. Старший гаупткомиссар нервничал.

— Господин Тойер?

У прокурора были новые очки — не круглые, модели «Франц Шуберт», а в прямоугольной черной оправе.

— Господин Момзен, позвольте мне еще раз вернуться к первому убийству в зоопарке.

Момзен, тряхнув молодежной стрижкой, откинул с лица прядь волос.

— Зачем?

Тойер хрустнул пальцами:

— У нас появился подозреваемый…

— И признание.

— Точно так. — Тойер всматривался в своего визави.

Модно одетый, загорелый, плечи вроде стали чуточку шире — вероятно, посещает теперь студию фитнеса. А под глазами круги — от бессонницы? В нагрудном кармане модной ярко-розовой рубашки, кажется, лежат сигареты. И куда делось прежнее высокомерие, переливавшееся через край?

— Дела-то у вас неважнецкие! — заметил Тойер.

Момзен неохотно улыбнулся:

— Все-то вы замечаете, господин Тойер. — Его глаза сузились, он метнул злой взгляд на старшего гаупткомиссара. — А вы помните, как однажды оказали мне любезность, заразив ветрянкой?

— Ну, это некоторое преувеличение, — вяло запротестовал Тойер.

— Да? Ведь вы же хотели, чтобы коллега Ильдирим продолжала вести дело о кельтском круге? Я-то хорошо помню.

— Столько воды утекло с тех пор! — Тойер опустил глаза: ему было стыдно — впрочем, совсем чуть-чуть.

— После ветряной оспы у взрослых бывают осложнения, у меня — опоясывающий лишай, — сообщил Момзен, глядя в глаза Тойеру.

Теперь тому стало действительно стыдно — он опустил голову.

— Вы ничего не хотите мне сказать по поводу смерти подозреваемого? — спросил Момзен. Комиссар поднял на молодого прокурора упрямый взгляд. — Ведь нехорошо, если выяснится, что вы из мести препятствовали расследованию, — улыбнулся Момзен одними губами. — Признание самоубийцы всегда попахивает допросом с применением пыток. Кстати, я бы не имел ничего против, если бы мы могли это доказать.