Онлайн книга «Тайна Jardin des Plantes»
|
Но Жервеза, собрав последние силы, сжала его руки в своих и снова прошептала: — Слишком поздно… Осознав, что она умирает у него на глазах, Сильвен мгновенно забыл все свои обиды, все вопросы, так и оставшиеся без ответов. С трудом сдерживая рыдания, он сел рядом с матерью и осторожно положил ее голову себе на колени. — Мама, — простонал он, прижимая ладонь к ее лбу, — то, что случилось сейчас… что это было? Жервеза слабо улыбнулась: — О, котенок, ты был… прекрасен! Глаза Сильвена наполнились слезами. Его мать уходила, он терял ее навсегда… и отныне оставался один. Наедине с этим рушащимся миром. Он едва замечал Тринитэ, стоявшую рядом с ним на коленях. Но тут она наклонилась к Жервезе и прошептала: — Куда белые обезьяны унесли детей? Сильвен уже собирался сделать ей знак замолчать, но осознал, что она права. Видимо, и Жервеза это поняла. Она повернула к Тринитэ распухшее лицо в сплошных кровоподтеках и что-то неразборчиво прошептала в ответ. — Что она говорит? — тихо спросила Тринитэ у Сильвена. Он нежно погладил мать по щеке и прошептал ей на ухо: — Мама, постарайся говорить погромче. В последний раз… Где дети? Мы должны их спасти. — Они… под… — с трудом выговорила Жервеза. Тринитэ напряглась, как кошка перед прыжком: — Под чем? Жервеза забилась в судорогах. Ее лицо исказилось, зубы застучали. Потом она оцепенела. Спустя несколько мгновений Жервеза с трудом вдохнула воздух. — Под чем, мама? — спросил Сильвен, едва сдерживая слезы. Голос Жервезы был еле слышен: — Они… в Аркадии. — В какой Аркадии, мама? Пожалуйста, скажи, что это за место? — В Аркадии… с Габриэллой… Сильвен вздрогнул: — С Габриэллой? Но где она? Охваченный паникой, он не выдержал и встряхнул мать за плечи. Голова Жервезы откинулась назад. Глаза ее остекленели. Изо рта вытекла тонкая струйка крови. Затем Сильвен почувствовал, как тело матери внезапно отяжелело в его руках, словно под бременем тайн, которые она уносила с собой в могилу. Понедельник, 20 мая, 4.15 Сильвен долго сидел неподвижно, глядя в пустоту. «Всего в течение нескольких часов его мир рухнул, — думала Тринитэ, не решаясь вывести его из оцепенения. — Только что он потерял мать… а незадолго до того сам убил два десятка человек…» Девочка не знала, что думать о происшедшем, и в конце концов отказалась от поиска объяснений. Но неразрешимые вопросы причиняли ей почти физическую боль — как сильные порывы ледяного ветра, бушующего над новым, незнакомым Парижем. «Почему он не двигается? Почему так упорно смотрит на луну? Какой инстинкт в нем пробудился?» Они сидели на песчаной дорожке возле галереи, в нескольких метрах от кромки воды. Недалеко, в полузатопленном розарии, дремали крокодилы. На поверхности воды кое-где виднелись какие-то обломки, которые Тринитэ не могла распознать. Наконец, не выдержав, она осторожно спросила Сильвена: — С вами все в прядке? Не отвечая, он медленно повернулся к ней. Дыхание у него было прерывистым, движения — вялыми и неловкими, как у человека, который в жаркий день уснул на солнцепеке и никак не может прийти в себя. Затем, так же неуверенно, он произнес одно-единственное слово. Это было имя. — Габриэлла… Тринитэ вздрогнула — голос его был совершенно неузнаваемым, словно шел из глубокой пещеры. Немного поколебавшись, она наконец спросила: — Как по-вашему, что все это значит? И что это за Аркадия? Ваша мать и раньше упоминала о каких-то аркадийцах… Сильвен, не отвечая, тряхнул головой. Взгляд его по-прежнему был мутным. Потом он достал из кармана мобильник, который отключил еще вчера. — Вряд ли сейчас работает связь, — заметила Тринитэ. — Нет, работает… Сильвен нахмурился и стал сосредоточенно нажимать клавиши. Ни домашний, ни мобильный телефон Габриэллы не отвечал. Вдруг раздался звуковой сигнал: пришло голосовое сообщение. — Послание от Габриэллы!.. Звук ее голоса был для него как нож в сердце. — Сильвен, ангел мой… Сегодня воскресенье… — Вчера… — пробормотал он машинально. — Я… я ухожу… далеко… слишком далеко, чтобы меня найти… но для тебя есть только одно средство спастись. Нет иного выхода, кроме… В динамике послышался треск. — … но знай, что делаю я это только потому, что ты всегда был для меня единственным… моим ангелом… ангелом-хранителем… Снова треск. Затем, прерывистым голосом, едва сдерживая рыдания, Габриэлла произнесла: — Я спускаюсь в Аркадию… Только Любен смог бы… Короткий гудок — и голос Габриэллы оборвался. Понедельник, 20 мая, 4.35 — Любен. Сильвен снова и снова повторял это имя, словно робот, запрограммированный на самые простые функции. Кроме этого двусложного слова, он, казалось, больше ничего не может выговорить. Тринитэ видела его застывший взгляд — Сильвен смотрел прямо перед собой, не моргая. Судя по всему, он совершенно забыл о ее присутствии. Он решительным шагом двигался вперед, и на его лице не отражалось никаких чувств. «О чем он думает?» — спрашивала себя Тринитэ, но, не решаясь заговорить, лишь торопливо шагала рядом с ним по аллеям Ботанического сада. Почва под ногами становилась все более влажной и вязкой. И вот они оказались у восточной стены, тянущейся вдоль улицы Бюффона. Вода здесь доходила Тринитэ до пояса. Девочка стучала зубами от холода. К тому же дул ледяной ветер, словно неожиданно явившийся с Северного полюса в эту теплую весеннюю ночь. Однако Сильвен, обычно чувствительный к таким вещам, сейчас не обращал на них никакого внимания. — Любен, Любен… — повторял он без всякой ненависти. Тринитэ понимала, что послание Габриэллы привело в действие некий механизм в его мозгу и что сейчас они идут к хижине старого смотрителя. Но Сильвен выглядел таким странно-спокойным, почти безучастным… «Как так можно?..» — думала Тринитэ, все сильнее замерзая и с трудом двигаясь за Сильвеном, который медленно шел по колено в ледяной воде. Она помнила, что всего каких-то полчаса назад, когда он стоял на коленях перед телом матери, он казался живым воплощением отчаяния. |