Онлайн книга «Острова в океане»
– Тебе что нужно, женщина? Тебе нужен настоящий рекорд или фиговый? – Ни то и ни другое. Я хочу highbolito con agua mineral. – Como siempre[64], – сказал Серафин. – Я коньяк тоже пью. – Мне бы лучше не видать, как ты пьешь коньяк. – Знаешь, Том, я однажды, когда садилась в трамвай, упала и чуть не погибла. – Бедная Лил, – сказал Серафин. – Какая у тебя жизнь – полная опасностей и всяких переживаний! – Уж лучше твоей – с утра до вечера стоишь за стойкой в деревянных башмаках и угождаешь пьяницам. – Это моя работа, – сказал Серафин. – А угождать таким выдающимся пьяницам, как ты, для меня большая честь. В бар вошел Генри Вуд. Он стал рядом с Хадсоном – высокий, весь потный, взволнованный переменой в ранее принятых планах. Что может доставить ему большее удовольствие, подумал Томас Хадсон, чем внезапное изменение планов! – Мы едем к Альфреду в его «Дом греха», – сказал Генри. – Хочешь с нами, Том? – Вилли ждет тебя в «Баскском баре». – Пожалуй, на этот раз Вилли нам брать незачем. – Тогда так и скажи ему. – Хорошо, я ему позвоню. А ты поедешь, Том? Будет очень весело. – Тебе надо бы поесть. – Я закажу себе большой сытный обед. Ну, как твои дела? – Мои дела хорошо, – сказал Томас Хадсон. – Отлично. – Будешь перекрывать свой рекорд? – Нет. – Вечером увидимся? – Вряд ли. – Если хочешь, я приеду и переночую у тебя. – Нет. Развлекайся. Только поешь чего-нибудь. – Я закажу себе великолепный обед. Даю честное слово. – Не забудь позвонить Вилли. – Вилли я позвоню. Можешь не беспокоиться. – А где у Альфреда этот «Дом греха»? – У него великолепно. Дом смотрит на гавань, хорошо обставлен, и вообще там замечательно. – Я спрашиваю адрес. – Адреса я не знаю, но я передам с Вилли. – Ты не думаешь, что Вилли обидится? – А что поделаешь, Том? Не могу я пригласить его туда. Ты знаешь, как я люблю Вилли. Но есть места, куда я не могу таскать его за собой. Ты знаешь это не хуже меня. – Ладно. Только не забудь позвонить ему. – Честное слово, позвоню. И даю слово, что закажу себе шикарный обед. Он улыбнулся, похлопал Умницу Лил по плечу и вышел. Для такого гиганта походка у него была удивительно красивая. – А какие у него девочки в «Доме греха»? – спросил Томас Хадсон Умницу Лил. – Да нет их, все разбежались, – сказала Умница Лил. – Там есть нечего. И выпивки, по-моему, тоже маловато. Куда ты поедешь – туда или, может, ко мне? – К тебе, – сказал Томас Хадсон. – Но попозже. – Расскажи мне еще что-нибудь веселое. – Хорошо. Но о чем? – Серафин, – сказала Лил. – Дай Томасу еще одну порцию двойного замороженного, без сахара. Tengo todavia mi highbolito[65]. – Потом, обратившись к Томасу Хадсону: – Вспомни, когда тебе жилось всего веселее. Только чтобы без запахов. – Без запахов не обойдется, – сказал Томас Хадсон. Он смотрел, как Генри Вуд прошел через площадь и сел а спортивную машину очень богатого сахарного плантатора по имени Альфред. Генри Вуд был слишком громоздкий для такой машины. Громоздкость ему во всем мешает, подумал Томас Хадсон. Но есть кое-какие дела, где она не помеха. Нет, сказал он себе. Сегодня же у тебя свободный день. Пользуйся своим свободным днем. – О чем же тебе рассказать? – О том, о чем я тебя просила. Он смотрел, как Серафин наклоняет миксер над высоким бокалом и как шапка дайкири завитками переливается через его край на стойку. Серафин надел на бокал снизу картонный кружок, и Томас Хадсон поднял его – тяжелый, холодный – за тонкую ножку и сделал большой глоток, и, прежде чем проглотить, задержал дайкири во рту, холодя им язык и зубы. – Хорошо, – сказал он. – Самые веселые дни в моей жизни были те, когда я мальчишкой просыпался утром, и мне не надо было идти в школу, и не надо было работать. По утрам я всегда просыпался очень голодным и чувствовал запах росы на траве и слышал, как ветер шумит в верхушках деревьев, если было ветрено, а если ветра не было, тогда я слышал лесную тишину и покой озера и ловил первые утренние звуки. Первым звуком иногда был полет зимородка над водой, такой спокойной, что его отражение скользило по ней, а он летел и стрекотал на лету. Иногда это цокала белка на дереве около дома, подергивая хвостом в такт своему цоканью. Часто это был голос ржанки, доносившийся с холмов. И всякий раз, когда я просыпался и слышал первые утренние звуки, хотел есть и вспоминал, что ни идти в школу, ни работать не надо, мне было так хорошо, как никогда больше не бывало. – Даже с женщинами? – С женщинами я был счастлив. Отчаянно счастлив. Невыносимо счастлив. Так счастлив, что самому не верилось – казалось, ты пьян или сошел с ума. Но такого счастья, как с моими мальчиками, когда они были со мной, или как по утрам в детстве, я никогда больше не испытывал. – Как это может быть? Один, без людей – и счастлив не меньше, чем с людьми. – Это все ерунда. Ты сама просила меня рассказать первое, что придет в голову. – Вовсе нет. Я просила, расскажи мне веселую историю о самом приятном, что у тебя было в жизни. А какая же это история? Проснулся человек, и ему стало приятно. Ты расскажи настоящую. – О чем? – Чтобы там была любовь. – Какая любовь? Небесная или земная? – Да ну тебя. Просто настоящая любовь и чтоб было весело. – Об этом могу рассказать очень интересную историю. – Вот и рассказывай. Еще порцию заказать? |