
Онлайн книга «Острова в океане»
![]() – Мне можно рассказать, ты же знаешь. Генри мне всегда по ночам рассказывает про свои огорчения и плачет. Вилли мне рассказывает ужасные вещи. Не про огорчения, а кое-что пострашней огорчений. Все мне все рассказывают. Только ты вот не хочешь. – Мне не станет легче, если я расскажу. Мне от этого всегда только хуже становится. – Том, зачем Вилли говорит мне всякие гадости? Он же знает, что для меня это прямо как ножом по сердцу – слушать такие слова. Он же знает, что я сама никогда никаких таких слов не говорю и ничего не делаю свинского и противного природе. – Оттого-то мы и зовем тебя Умницей Лил. – Если бы мне сказали: будешь делать такое, разбогатеешь, а не будешь, останешься навсегда в бедности, – я бы предпочла остаться в бедности. – Знаю. Ты, кажется, хотела съесть сандвич? – Это когда я проголодаюсь. Сейчас я еще не проголодалась. – Тогда, может, выпьешь еще со мной? – Охотно. Слушай, Том, что я тебя еще хочу спросить. Вилли сказал, у тебя есть кот, который в тебя влюблен. Неужели правда? – Правда. – Какой ужас! – Что же тут ужасного? Я и сам влюблен в этого кота. – Фу, даже слышать не хочу. Ты меня нарочно дразнишь, Том, не надо меня дразнить. Вилли вот дразнил меня и довел до слез. – Я этого кота очень люблю, – сказал Томас Хадсон. – Перестань, довольно об этом. Скажи мне лучше, когда ты меня поведешь в бар, куда ходят психи из сумасшедшего дома? – Как-нибудь на днях. – Неужели психи в самом деле ходят туда так же, как мы, – выпить, людей повидать? – Совершенно так же. Вся разница в том, что на них штаны и рубахи из мешковины. – А это правда, что ты играл в бейсбольной команде сумасшедшего дома, когда там был матч с колонией прокаженных? – Еще бы! У них никогда не было лучшего подающего. – А как ты вообще к ним попал? – Ехал раз мимо, возвращаясь с ранчо Бойерос, и мне приглянулось место. – Ты правда сводишь меня в этот бар? – Конечно, свожу. Если тебе не страшно. – Страшно. Но с тобой мне будет не так страшно. Мне для того и хочется сходить туда. Чтоб было страшно. – Среди этих психов есть замечательные люди. Тебе понравятся. – Мой первый муж был псих. Но он был тяжелый псих. – А как тебе кажется, Вилли не псих? – Ну что ты. Просто у него трудный характер. – Он очень много тяжелого перенес. – А кто нет? Но Вилли слишком любит козырять этим. – Вряд ли. Я знаю. Можешь мне поверить. – Тогда поговорим о чем-нибудь другом. Видишь, вон стоит человек, разговаривает с Генри? – Вижу. – Он в постели ничего, кроме свинских штук, не признает. – Бедный. – Он вовсе не бедный. Он богатый. Но ему нравится только porquerias[44]. – А тебе никогда не нравилось porquerias? – Никогда. Спроси кого хочешь. И с женщинами я тоже никогда в жизни не баловалась. – Умница Лил. – А что, разве ты хотел бы, чтобы я была другая? Тебе ведь porquerias ни к чему. Тебе нужно простой любви и радости и потом спокойно заснуть. Я тебя знаю. – Todo el mundo me conoce [45]. – Нет, все не знают. Все о тебе воображают невесть что. А я тебя знаю. Томас Хадсон снова пил замороженное дайкири без сахара, и сейчас, приподняв тяжелый с заиндевевшими краями стакан, он смотрел на его содержимое, зеленовато-прозрачное под шапкой пены, и оно напоминало ему море. Взбитая сверху пена походила на след за кормой, а прозрачная жидкость внизу была как морская волна, когда катер взрезает ее на мелководье над глинистым дном. Почти точно такой же цвет. – Жаль, нет напитков цвета морской воды на глубине восьмисот саженей, когда стоит мертвый штиль, и солнце палит почти отвесно, и море кишит планктоном. – Что? – спросила Умница Лил. – Ничего. Давай пить эту мелководную жижу. – Том, что с тобой такое? Что-нибудь не ладится? – Нет. – Ты сегодня ужасно грустный и как будто чуть-чуть постарел. – Это от северного ветра. – Но ты всегда говорил, что северный ветер бодрит тебя и придает тебе силы. Как мы часто любились с тобой оттого, что дул северный ветер. – Очень часто. – Ты всегда хвалил северный ветер, и ты купил мне вот это пальто носить, когда он задует. – Что ж, пальто красивое. – Я бы его уже десять раз могла продать, – сказала Умница Лил. – Ты даже не представляешь, сколько на него было охотниц. – Сегодня подходящая для него погода. – Развеселись, Том. Ты же всегда такой веселый, когда выпьешь. Допей свой стакан и закажи еще. – Это нельзя пить быстро, лоб заболит. – Ну, тяни медленно, глоток за глотком. А я, пожалуй, выпью еще один highbolito. Она сама приготовила себе хайболл, взяв бутылку, заранее поставленную перед ней Серафином, и Томас Хадсон посмотрел и сказал: – Ну что это за питье – одна пресная вода. И цвет такой, как у воды в реке Файрход до слияния с Гиббоном, от которого образуется Мэдисон. Долей еще виски, тогда хоть получится цвет той речушки, что впадает в Медвежью реку у кедровой рощи за Ваб-Ми-Ми. – Какое смешное название «Ваб-Ми-Ми», – сказала она. – А что оно означает? – Не знаю, – ответил он. – Просто так называется индейский поселок. Я, наверно, когда-то знал, как перевести, да забыл. Это на языке оджибвеев. – Расскажи мне про индейцев, – попросила Умница Лил. – Про индейцев даже интереснее, чем про психов. – Здесь, на побережье, индейцев немало. Только эти индейцы – поморяне, они больше рыбаки и угольщики. |