Онлайн книга «Шкатулка сновидений»
|
— Оставьте засахаренные сладости на подносе и можете идти, Димкинс. — Да, мисс. — Какой милый, добродушный человек, — замечает Адельма. — Не знаю, что бы мы без него делали. — А что бы я без тебя делал? — отвечаю я, глядя прямо в ее прелестные голубые глаза и кладя засахаренное лакомство — клубнику с кремом — целиком себе в рот. — Адельма, я весь горю, мое тело жаждет тебя! Это испепеляющий жар… — А мое — тебя. Ты должен знать об этом, Хендрик. Скоро, совсем скоро мы соединимся в радостях плотской любви. Она украдкой бросает на меня застенчивый, полный неподдельной скромности взгляд, потом смотрит вниз, на засахаренную сладость — шоколадно-вишневую помадку — по-прежнему лежащую нетронутой на ее тарелке. — Ты бы назвал себя… большим… мужчиной? — Уверен, что я, должно быть, больше среднестатистического! — гордо отвечаю я. Адельма медленно подносит руку к сложившимся в маленькое «о» удивления и опасения губам. — Тогда ты должен быть очень нежным со мной, — тихо произносит она. — Нежным, и внимательным, и заботливым. — А ты сомневаешься? — восклицаю я, одновременно тронутый и возбужденный ее уязвимостью и деликатностью. — Ты станешь моим учителем в искусстве и технике любви, — продолжает Адельма. — Ведь я невинна и неопытна. Ты покажешь мне, как правильно расположить себя, чтобы движения моего тела сопутствовали твоим, расскажешь, каких ощущений ждать и как предаться их сладости, объяснишь наступление моей кульминации по отношению к твоей и как использовать… — Адельма, пожалуйста! — умоляюще прерываю я, роняя надкушенное лакомство на роскошный шелковый ковер. — Еще немного — и ты возбудишь меня до неконтролируемого состояния… — Значит, я немедленно прекращаю. Наша любовь осуществится сегодня ночью, Хендрик, и ни моментом раньше. Когда мы, обнаженные, будем лежать в постели, архиепископ Стайлер проведет Обряд Плотского Блаженства. Все уже организованно. Этот человек — почти святой. Каждый день он не меньше трех часов стоит коленопреклоненный, погрузившись в созерцательную молитву. А его жена — просто монахиня, как я понимаю. Его благословение сделает наше соитие верхом совершенства. — Это будет прекрасно! — вскрикиваю я, чувствуя необычайный прилив эмоций… И тут мои восхитительные мечты внезапно оказались нарушены. — Хендрик? Хендрик! Я выронил ручку. — О Господи, ну что на этот раз? Адельма буквально ворвалась в комнату и бросилась ко мне. — Адельма! — О, мой дорогой, мой дорогой! Упав на колени, она обхватила меня за талию. Ее лицо было мокро от слез. Я наклонился и коснулся нежной щеки. — Что случилось? — спросил я, уже зная ее ответ, по крайней мере, его сущность. — Я… я люблю тебя… — судорожно пролепетала она. — Я это сейчас поняла. А раньше не понимала! Я просто думала, о Боже, не знаю, что я думала! Но я действительно люблю тебя, всем сердцем и душой, Хендрик, мой милый Хендрик… — Я всегда любил тебя, Адельма, — произнес я. — С того самого момента, когда увидел тебя, полуобнаженную, читающую «Историю кириллического алфавита с примечаниями». Помнишь? — Ту глупую книгу, — фыркнула она. — В ней вообще не было убийств. Ни одного! — Убийств? — слегка смущенно переспросил я. — Ведь в книгах всегда должны быть убийства? — Возможно, не в «Истории кириллического алфавита с примечаниями». — Именно это Димкинс и сказал мне. — Забудь, что тебе сказал Димкинс. Вернемся назад. — Куда? — Ну, ты говорила, что любишь меня, разве не так? — Правда? Внезапно она вскочила на ноги и вытерла остатки слез тыльной стороной руки. — С чего бы это я стала говорить такое? — ее голос мгновенно стал резким и высокомерным. В отчаянии я произнес: — Если ты хочешь, чтобы мы спали вместе, можно попросить архиепископа Стайлера благословить нас, когда мы будем лежать обнаженными в постели. — Хватит мерзостей! Ты безумен! Все говорят, что ты сумасшедший! — Кто все? — Папа, доктор Фрейд, Димкинс, архиепископ, жена архиепископа, этот ужасный толстяк, который воняет… — Малкович? — Да, он. Он тоже считает тебя сумасшедшим. — Значит, ты меня не любишь? Адельма откинула голову назад и расхохоталась, почти закричала, как осел. Потом она опустила голову, ее глаза остекленели, уставились в никуда, и она зашептала: — Я желаю тебя, мой любимый! Я тоскую и жажду, чтобы мы были вместе! Конечно, пусть архиепископ благословит кровать! Это будет чудесно! Быстро уткнувшись лицом мне в шею, Адельма начала посапывать, и вздыхать, и что-то тихо, мягко напевать мне на ухо. — Хендрик, забери меня отсюда, — выдохнула она. — Что? — О да, да! После того как мы впервые займемся любовью — непременно с благословения архиепископа Стайлера — забери меня из замка Флюхштайн. Пожалуйста! — Адельма… — Заберешь, дорогой? Заберешь? — умоляла она. Я коснулся губами ее губ, потом запечатлел на лбу Адельмы целомудренный поцелуй. — Конечно, — сказал я. — Мы уедем вместе и никогда не вернемся. Вся жизнь будет в нашем собственном распоряжении. — О, Хендрик! В этот момент в дверь постучал доктор Фрейд. — Какого черта вам здесь надо? — огрызнулся я. — Вы просили сообщить вам, — медленно ответил он, пристально изучая нашу парочку. — Сообщить что? — Когда прозвонят на обед. Прозвонили. Он покачал головой и вышел из комнаты. Обед я могу описать только словом «восхитительный». Ну, на самом деле, в голову приходят и другие прилагательные: богатый, экстравагантный, расточительный — и впервые бесхлебный. Сначала подали суп из кокосов и листьев лайма, приправленный имбирем, чесноком, чили, сочной кокосовой мякотью и свежими лаймами; затем жареные в масле цыплячьи печенки с фенхелем и ширазским винегретом, блестящие и темные, только что со сковороды; дальше шли подрумяненные филе тюрбо [61] с лесными грибами, жареный палтус, ягнячьи ножки с розмарином и лавандой в винном соусе и свиные отбивные с чечевицей; а на десерт — жареные сливы и черника в ароматном соку, пирог татин [62] с сыром марскапоне и мороженым и лимонные взбитые сливки. Я наелся почти до потери сознания. |